Но тут Марина Захаровна опомнилась и натянула привычную маску прохладной сдержанности.
— Извини, Василиса, я немного не в себе. Ты не знаешь, что в таких случаях принято делать?
— Нанимать адвоката, но это уже сделано. Лидия Борисовна сейчас пытается добиться свидания с Радмилой. Она позвонит мне, как только будут новости.
— Наверное, я должна тебя поблагодарить? Прости, я совершенно непозволительно растерялась.
— Благодарить меня не за что. Радмила — моя подруга. Но мне хотелось бы с вами поговорить.
— Да? О чем? О боже, я веду себя как дремучая деревенщина. Проходи, пожалуйста. Сюда, в гостиную. Присаживайся. Я тебя слушаю.
Поколебавшись, я выбрала самую простую тактику — прямоту.
— Марина Захаровна, я не верю, что Рада убила мужа, и собираюсь найти того, кто это сделал.
— Вот как? И каким же образом?
— Задавая разным людям разные вопросы. У меня есть подозрение, что убийца намеренно действовал так, чтобы в смерти мужа обвинили Радмилу. Поэтому мне необходимо знать, у кого есть причины ее посадить. Кто может до такой степени желать ей зла? Кому выгодно, чтобы ее сочли психопаткой и убийцей?
— Боюсь, что ничем не могу тебе помочь. Ты же знаешь, Радмила не посвящает меня в свои дела. Я понятия не имею, с кем она якшается и каким подонкам могла перейти дорогу.
— Но три года назад она жила здесь, с вами. Возможно, вы сумеете припомнить, с кем она общалась тогда. Кто захаживал к ней? С кем она имела обыкновение болтать по телефону?
Марина Захаровна покачала головой.
— Не помню. Время от времени появлялась эта несносная особа с завидущими глазами… как же ее?.. Ваша одноклассница.
— Лунькова?
— Вот-вот. А больше никого не помню. Были какие-то мальчики, по-моему, всякий раз — разные. Захаживала еще одна блеклая девица… если я ничего не путаю, они вместе с Радмилой готовились к сессии. Ну, и болтали, разумеется. Так, пустой никчемный треп. Я даже приблизительно не могу вспомнить о чем. Если моя и дочь и вела с кем-то серьезные разговоры, то не при мне. Меня она давно уже не пускает в свою жизнь.
— Понятно. А с кем-нибудь из родственников она общалась?
— Нет у нее родственников, кроме меня. Мои родители умерли, когда Радмиле было четыре года. Один за другим: сначала мама, через три месяца — отец. Братьев и сестер у меня нет. У мамы был брат, но погиб еще в войну, от голода. А отец был единственным ребенком, его отца и моего деда репрессировали, когда папе и года не испонилось. От бабушки вся родня отвернулась, поддерживать отношения с женой «врага народа» считалось опасным. Так что если у меня и есть где-то троюродные родственники, то мне о них ничего не известно. Радмиле — тем более.
