Сообразив, что Гоша — это Жорик, я чуть не присвистнула. Тёмная история с печальным концом романа века начала проясняться. И наличие смысла в бреду про гибель девочки, которую вроде как убили (причём убийство Ирка, похоже, готова взять на себя), теперь уже не вызывало сомнений. Если Кудрявцева отчаянно — до потери рассудка — ревновала Жорку к сироте, у неё вполне могла возникнуть идея, будто она в бессознательном состоянии отравила соперницу. Идея, правда, всё равно бредовая. Действительность вам не роман с сомнамбулическими героями, тела которых автономно обтяпывают сомнительные делишки. Ну ладно, с этим мы ещё разберёмся. А пока нужно срочно переключить Ирку на нейтральную тему, а то у неё опять язык отнимается.
— Ты не перескакивай, — строго сказала я. — С хозяевами всё более или менее ясно, а про Фаршада поподробнее, пожалуйста. Я правильно услышала, что этот арабский набоб — высокомерный засранец?
Ирка кивнула.
— Ага. Красивый до офонарения. Чёрные очи, ресницы, что крылья, тонкий нос с горбинкой, овал лица — хоть на медали чекань. И полный набор «правоверных» предрассудков. Ну, знаешь: женщина — сосуд греха, наличие души у неё под большим вопросом, зато ума нет по определению, единственное, на что она годится — рожать детей и обслуживать мужа. Даже странно, что он считает возможным есть с нами за одним столом. Хотя, если вспомнить, как он держался два года назад, когда только появился, его нынешнее поведение и за приличное сойдёт. Видела бы ты, как Сэми тогда на него кидалась! Она же американка: феминистка, прямая, как рельс, плюс темперамент почище мавританского. Мы первое время сидели за столом как на иголках — всё ждали, что они передерутся. Пару раз Саманту и правда пришлось оттаскивать от его смоляных кудрей. Слава Богу, что их дурацкий восточный кодекс не одобряет драк мужчины с чужой женщиной!
Я представила себе описанную картинку — американская феминистка вцепляется в шевелюру арабского секс-шовиниста — и не смогла удержаться от смешка. Ирка, к моему облегчению, тоже ухмыльнулась.
— Это ещё что! Самое веселье началось, когда стало ясно, что они друг к другу неровно дышат. Ник первым заметил, что дело нечисто, начал всякие дурацкие шуточки отпускать. А мы ему ещё не верили! Потом я случайно наткнулась на Сэми в клубной части Гэзэ[1] и удивилась: чего это она так смутилась? Тёмно-бурая вся сделалась. Гляжу, а на первой аудитории висит объявление о заседании общества арабско-российской дружбы. И по времени оно как раз должно было закончиться. Правда, Фаршада я не видела, но не на демонстрацию же протеста Сэми туда ходила! Ну, а когда Елена Петровна в четыре утра поймала её в дверях «люкса», развеялись последние сомнения. Как мы потешались, когда они по привычке завели за обедом свой холивар! Кажется, я никогда так не смеялась. Ой… — Искра веселья, вспыхнувшая было в Иркиных глазах, погасла, улыбка увяла.
