Оказавшаяся в перекрестьи подозрительных взглядов Ирка поняла, что сейчас ей придётся рассказать про «жучков», после чего с ней случился нервический припадок. Без дураков — пришлось вызывать «скорую». Врач сделал укол и сказал, что она скоро уснёт. Ирка действительно начала погружаться в дрёму, но её выкинуло оттуда видение нетронутого олеандрового куста. Куста, который она видела собственными глазами после того, как хозяйка вышла из люкса, закончив уборку.
— Кать, ты что-нибудь понимаешь? — спросила она, и глаза её снова стали шальными. — Я уверена, что не делала этого… После того, как услышала её плач, я просто возненавидела его… Панкова. Он мне больше даром не нужен, честное слово! Ты мне веришь?
— Ирка, прекрати! Конечно, я тебе верю, ты же не сумасшедшая. Зачем бы тебе устраивать этот спектакль, если девчонку отравила ты? Или ты хочешь сказать, что могла позабыть, как ощипывала олеандр и угощала Снежану отравой?
— Нет… Конечно, нет, — сказала она с сомнением.
— В чём дело, Кудрявцева? Ты что, страдаешь провалами в памяти?
— Нет-нет, просто… Иногда я ухожу в себя… Например, иду по улице, задумываюсь о чём-нибудь, а потом оказываюсь дома и не помню, как дошла. И тогда, на подоконнике… Я посмотрела на этот олеандр, вспомнила, как Елена Петровна рассказывала, что он очень ядовитый: даже если просто дотронешься до его листьев или цветков, нужно обязательно помыть руки… И я подумала… Ну, в общем, глупости всякие полезли в голову. Потом в ванной перестала течь вода, я сообразила, что Фаршад вот-вот вернётся, а я как идиотка стою на его подоконнике… Но не могла же я за это время выйти на балкон, оборвать цветок и не заметить этого?
— Что за шизофренические фантазии! А ночью на тебя тоже задумчивость напала? Такая, что ты незаметно для себя заварила припрятанные невесть где листья-цветочки и пошла угощать Снежану «чаем»? Совсем обалдела?
— Но как же тогда?.. — пролепетала Ирка. — Если после меня к балкону никто не подходил, а до этого цветок был цел?
— Ты точно знаешь?
— Я же видела, как его эксперты выносили — общипанный. Когда я стояла на подоконнике, он выглядел совсем иначе. — Теперь её голос звучал вполне уверенно.
— А про то, что к балкону после тебя никто не подходил? Ты сама-то запись араба смотрела?
— Нет, но зачем ему лгать? Он чётко сказал, что на записи от двадцать девятого были только Елена Петровна и я, причём я — последняя.
— Мда… странно. — Я задумалась. — Если араб отравил девчонку сам, зачем ему поднимать кипеж? Если он умолчал о ком-то, собираясь этого кого-то шантажировать, то почему рассказал о записи всем? Понятно же, что теперь придётся передать её полиции… Слушай, а ты не помнишь, когда этот умелец, земляк Фаршада, приходил вешать бра?
