– Примерно, как сейчас, – призналась Кайя. – Жалкой. Уставшей. Без особых надежд.
Матс кивнул:
– Вы ведь знаете, что сеанс психотерапии, как приступ жара, фрау Клауссен. Вначале вы чувствуете себя плохо, но на самом деле это с потом выходит болезнь.
Кайя пожала плечами и одарила его взглядом а-ля «ну если вы так считаете». А Матс продолжил инквизицию:
– Хорошо, позвольте мне еще раз резюмировать: десять лет назад вы пришли в школу с оружием. Пистолет вы украли у отца, который был членом стрелкового клуба.
– Не украла. Он сам мне его дал, чтобы я могла защищаться, если такое опять случится со мной в школе.
Такое.
Кайя пока не решалась сказать открыто и конкретно, что с ней произошло. Ровно за год до того, как она с оружием заперлась в школьном туалете. В отчаянии, с твердым намерением убивать.
– Я заменила газовые патроны боевыми. Мой отец зарядил пистолет только слезоточивым газом.
– А для вашей цели этого было недостаточно.
Она моргнула, и Матс продолжил:
– Потому что вы хотели убить Йоханнеса Фабера.
Она кивнула.
– Он вам что-то сделал.
– Да.
Матс указал на монитор на стене.
– Он снял видео, которое вам только что померещилось.
– Да, да, да. Вы же все это знаете. Зачем вы меня так мучаете, доктор Крюгер?
– Я вас не мучаю. Я чувствую, что вы до сих пор не переработали те события. И хочу вам помочь.
– Не похоже.
– Это жар, – повторил Матс. – Он должен выйти. Как и правда.
– Но я всегда говорила вам только правду.
– Точно?
– Да, конечно!
– И про видео?
– Да.
Он дал ей немного времени, чтобы собраться, потом сказал:
– Хорошо, фрау Клауссен, тогда расскажите мне еще раз. – Матс улыбнулся. Самолет немного потряхивало в зоне турбулентности. – Что такого страшного снял Йоханнес Фабер, что год спустя вы захотели его убить?
Его и всех, кто видел то видео!
Неле
Интервалы становились все короче. Муки все сильнее.
Спустя пять часов (Неле знала, что столько пройти не могло, но боль растягивала время, и тридцать секунд схваток казались тридцатью минутами) псих наконец-то отвязал ее. Он мог бы сделать это гораздо раньше. Уже после третьей схватки она ни на что не была способна, только лежать без сил, смотреть в потолок сарая и надеяться, что все это просто страшный сон и она скоро проснется.
Она не могла сбежать от него. Возможно, ей удалось бы подняться с койки, может, даже добраться до выхода из хлева, но уж там-то он обязательно догнал бы ее.
Жизнь внутри ее, которая рвалась наружу, была действеннее любого наручника.
