В итоге Горан заказал пиццу со стручковым перцем для себя и с двойной порцией моцареллы для Томми. Они вместе сделали заказ по телефону, поскольку пицца – это совместный ритуал. Томми набирал номер, а Горан говорил. Потом они поставили на стол большие тарелки, специально для этого приобретенные. Томми будет пить сок, Горан позволит себе пиво. Прежде чем поставить стаканы на стол, их положили в морозилку, чтобы они покрылись инеем и как следует охладились.
Но Горан никак не мог успокоиться – все возвращался мыслями к этой идеальной организации. Агенты особого отдела раскопали базу данных, в которой содержалось более трех тысяч имен детей с адресами и фотографиями. Порочная сеть прикрывалась липовыми доменами, посвященными заботе о детях, и заманивала жертв в ловушку. Бабочка Присцилла. Животные, красочные видеоигры, безобидные песенки…. Все так похоже на мультики, которые Горан и Томми стали вместе смотреть после ужина по спутниковому каналу. Голубой тигр и белый лев. Сын прижался к отцу и увлеченно следил за приключениями двух лесных друзей. А отец наблюдал за ним.
«Я должен защитить его», – сказал он себе.
И ощутил в глубине сознания липкий комок темного страха. Он боялся не сделать того, что нужно, боялся что-то упустить. Потому что одного родителя мало, пусть даже они с Томми справляются. Но что будет, если за черным экраном компьютера Бермана вместо того неизвестного ребенка окажется его Томми? Сможет ли он, Горан, вовремя заметить, как кто-то подбирается к сознанию и жизни его сына?
Пока Томми делал уроки, Горан уединился в кабинете. Еще не было и семи. Он снова стал листать досье Бермана, выискивая детали, которые могли пригодиться в расследовании.
Первым было кожаное кресло, на котором Крепп не обнаружил отпечатков.
«На всем остальном есть, а на нем нет… Почему?»
Наверняка не без причины. Но как только ему кажется, что он ухватил эту причину, она ускользает в сторону. По направлению к опасностям, подступающим к жизни его сына.
Горан – криминолог, он знает, из чего соткано зло. Но до сих пор он наблюдал его со стороны, как ученый. И никогда не поддавался мысли, что это самое зло может протянуть свою зловещую руку и дотронуться до него. А теперь он думает об этом.
Когда человек становится монстром?
Это определение он официально отвергает, но оно тайком пробирается в его мозг. Зачем ему знать, как это происходит? Когда они переступают эту грань и замечают ли это сами?
