— Как странно. Здесь газа нет. Берите машину и, пожалуйста, приезжайте.
Газ не был выключен. Но Мунк очень боялся повертывать кран. Он повертывал чуть-чуть. Отходил на несколько метров и зажигал спичку. Если газ не зажигался, он закрывал кран и хотел, чтобы кто-нибудь другой попытался зажечь. Я зажег газ. Он попросил меня сварить яблочный компот, пока он рассказывал о своих трудностях:
— Дочь брата прислала мне письмо из Нурланна. Она хочет отправить детей учиться в Осло. Спрашивает меня, следует ли ям учиться. Я не знаю, способны ли они к учению. Что мне ответить? Я не хочу, чтобы они жили у меня, как я буду работать, если дом полон ребят? Они, наверно, приедут сюда. Зачем она меня спрашивает — отправлять ли их в Осло? Я посылаю ей тысячу крон и пишу, чтобы она не вмешивала меня в такие дела.
Вдруг он взял ложку и вынул яблоко из кастрюли. Подошел ко мне.
— Пожалуйста, — и положил яблоко мне в руку. Оно было горячее, и я его уронил. Он посмотрел на меня.
— Вы не любите яблоки?
— Оно горячее.
— Да, да. — Он стоял и смотрел на расплющенное яблоко.
— Очень опасна кожура. На ней можно поскользнуться. Нужно это поднять, пока мы не сломали себе шею.
Я стал помогать ему. Собрать всю массу было трудно. Я хотел принести тряпку.
— Нет, не трите. Пусть лежит. Мы пойдем в гостиную.
Мы вошли в комнату, и Мунк продолжал говорить о своих трудностях.
Вдруг он сказал:
— Газ открыт. Будьте добры, закройте его.
Я встал, но не успел сделать нескольких шагов, как он остановил меня:
— Будьте осторожны. Вы помните, что там лежит яблоко?
После похорон моего младшего брата Мунк попросил меня прийти. И первое, что он сказал:
— Извините, что я не пришел на похороны вашего брата. Я послал венок. Я не в состоянии это видеть. Это так на меня действует. В последний раз я был на похоронах, когда умерла моя сестра. Я долго не мог от этого оправиться. Что такое я говорю? Я ведь не знал вашего брата. Я его никогда не видел. Это, наверно, не подействовало бы на меня так. Но это правда, что я не могу этого выносить. Я никогда не хожу на похороны. Когда умер мой двоюродный брат, я поехал в крематорий, но не вошел. Сидел в машине. Видел дым. Он был желтый, жирный.
Мунк редко бывал в театре или на концертах. В театре всегда брал место в первом ряду у прохода. Он, как правило, приходил поздно и уходил до конца спектакля.
— Я не могу целую вечность сидеть неподвижно.
В тридцатых годах, когда в Осло гастролировали иностранные знаменитые певцы, он попросил каждый день покупать ему билет на «его» место. На другой день позвонил и сказал:
