— Иди к сыну. У ребенка должен быть отец.
Поселилась она в маленькой четырехметровой комнатушке на окраине города. Взяла с собой Верину кровать, ее вещи. Повесила на стене фотографии дочери, сложила стопкой ее книги, тетради. И стала жить. И все время надеялась, ждала. А после работы в который раз перебирала ее вещи, книги, тетради. Подолгу сидела над фотографиями, разглядывая их, вспоминая.
Вот Вере пять лет. В темном платьице-матроске стоит она перед фотообъективом, доверчиво раскрыв свои глазенки навстречу жизни. А здесь Вере десять лет, она училась в четвертом классе. А дальше были фотографии, сделанные в 7, 8, 9, 10-м классах, в институте… Открытки, письма Веры, репродукции с картин Третьяковской галереи, которые она присылала из Москвы. И на каждой из них надписи, сделанные ее рукой…
Как-то зимой, проходя мимо стадиона, Клавдия Лукьяновна остановилась у ограды и долго смотрела на школьников, катавшихся на коньках. А дома из-под кровати достала Верины коньки, стерла с них пыль, старательно соскоблила пятнышко ржавчины и, завернув в газету, снова спрятала. Пусть лежат… Может, еще пригодятся.
У всех знакомых и незнакомых военных настойчиво выпытывала, что означают эти три слова «пропала без вести». А те не скупились на рассказы о том, как часто на войне пропавшие без вести, бывает, спустя много месяцев и лет возвращались к своим…
Надежда помогает жить людям. И Клавдия Лукьяновна ждала, надеялась, верила.
По ночам часто просыпалась. До рассвета лежала с раскрытыми глазами и, всматриваясь в темноту, думала, вспоминала. Так день за днем и прошла перед ней вся жизнь, с ее радостями и печалями.
Сейчас там, где до войны жили Волошины, раскинулись корпуса завода «Карболит». А раньше на этом месте были небольшие улочки, утопавшие летом в пышной зелени. И среди них бежавшая к Томи Индустриальная. Здесь и прошли детство и юность Веры.
Возвращаясь из школы, она обычно стучала в окно. Если получала оценку «отлично», то пять раз, а если «хорошо», то четыре. Бывали и короткие сигналы, и вслед за ними на пороге появлялась Вера, грустная и молчаливая, казалось, равнодушная ко всему. Но это длилось недолго. Вскоре она, прижавшись к матери а виновато заглядывая ей в глаза, рассказывала все, что случилось на уроке.
— Я, мама, сегодня не пойду на каток, — говорила Вера, упрямо тряхнув белокурой головкой. — Завтра обязательно исправлю. Вот увидишь!
И весь вечер сидела над книжками и тетрадями, шептала что-то, смешно хмуря лоб.
