Вот эти детские ручонки и поддержали в трудную минуту, а доверчивые глаза малышей, казалось, заглядывали в самую глубину души, не давая ей окаменеть, ожесточиться. Она, Клавдия Лукьяновна, нужна была им, потому что жизнь вопреки всему продолжалась!
Так возле чужих детей и не остыло сердце матери. Только как-то сразу, за одну ночь, она поседела, а в глазах навсегда застыли скорбь и недоумение. Она никак не могла примириться с мыслью, что ее Веруськи уже нет среди живых. «Может, вернется еще?» — думала она и каждый день, возвращаясь с работы, с волнением всматривалась в темноту улицы — не горит ли и в ее окне свет? Чем ближе к дому, тем торопливее шаги и чаще стучит сердце. А думы, беспокойные думы бегут еще быстрее. Может, Вера нежданно-негаданно вернулась с дальней дороги, и стоит только переступить порог, как она, ее девочка, возмужавшая и повзрослевшая, бросится к ней навстречу…
А потом они будут долго сидеть обнявшись, и Вера, как в детстве, прижмется головкой к коленям матери и, запрокинув лицо вверх, будет смотреть на нее счастливыми, немного лукавыми глазами…
Вера, наверное, уже сняла с себя военную форму и сейчас перед зеркалом примеряет свое любимое платье. То, что сшили ей летом 1940 года, когда они вместе с Юрой Двужильным приехали на каникулы. А у порога стоят ее кирзовые сапоги, и тут же висит изрядно поношенная шинель с зелеными петлицами. Клавдия Лукьяновна никогда не видела свою дочь в военной форме, даже на фотографии. Почему-то ей всегда казалось, что у Веры обязательно должны быть зеленые петлицы. Как у пограничников…
Но дом, как всегда, встречал Клавдию Лукьяновну темными провалами окон, натруженным скрипом калитки и привычным холодом настывшего помещения. Волошин опять не ночевал дома.
И все повторялось — надо растопить печурку, приготовить ужин и… ждать. Ждать вестей с фронта, которых уже не будет, мужа, все реже и реже ночевавшего дома, времени, когда надо снова идти на работу.
Так один за другим шли дни, недели, месяцы. А жизнь готовила Клавдии Лукьяновне новые испытания. То, о чем она лишь смутно догадывалась, подтвердилось. Муж полюбил другую женщину, и та должна была стать матерью.
Когда у той женщины родился сын, она, как и все молодые матери, однажды принесла его на консультацию к медсестре. Прием вела Клавдия Лукьяновна. Женщина не догадывалась, как тяжело было в это время грустной, молчаливой медицинской сестре.
В тот же вечер Клавдия Лукьяновна уехала на другую квартиру. На все уговоры и просьбы мужа отвечала твердо:
