С этого момента все как–то вдруг стократ ускорилось и завертелось, так что вжавшийся от страха в стену Иосиф едва успевал переводить свой «перископ» с одного участка боя на другой.
Нелепо дрыгнув ногами, свалился с карниза взобравшийся туда накануне смельчак. Мешкообразно упав на мостовую, он остался лежать без движения, в стороне, подскочив, приземлилась слетевшая с него при падении каска. Гренадеры, которых Иосиф видел еще секунду назад, вдруг куда–то запропастились, на том месте, где они установили пулемет, зияла дымящаяся воронка. По всему периметру улицы падали и рвались снаряды, сквозь дым виднелись всполохи выстрелов, с треском рухнул и завалился на обездвиженный танк перешибленный взрывом фонарный столб. Трое немцев, кативших непонятную штуку на лафете, попытались развернуть ее в сторону русских, но двое из них были скошены огнем и беспомощно, как куклы, осели на мостовую. Остававшийся в живых третий продолжил из всех сил налегать на лафет, отчаянно пытаясь подготовить орудие к бою, но вскоре был настигнут пулей и он. Подстреленный, артиллерист упал на лафет ничком, да так и замер, точно пытаясь рассмотреть что–то в заклинившем механизме.
Спустя мгновение, словно запоздавшее действующее лицо на сцене, под окнами материализовался источник нараставшего механического гула. Грохоча по асфальту гусеницами, в бой ворвалась черная запыленная самоходка и стремительно, как таран, двинулась на штурм русских позиций. Однако для нее бой оказался еще более коротким, чем для «Panzer’а». Едва проскочив замерший у обочины танк, бронемашина была подбита и рухнула носом в землю, из нее трубой повалил черный маслянистый дым. Почти сразу, как на пущенной с бешенной скоростью кинопленке, в верхней части самоходки откинулся люк, и из объятой пламенем кабины стал выпрыгивать горящий экипаж. Как бы поторапливая замешкавшихся танкистов, их одного за другим сшиб с брони бдительный пулемет, и догорали они уже на земле, в корчах, отчаянно семафоря полыхающими руками.
Бой продолжался около часа, и все это время Иосиф просидел, не шелохнувшись, почти слившись со стеной в одно целое, опасаясь хоть чем–то выдать свое местоположение. Несколько раз в стену дома ударялись осколки, и от страха ему казалось, что в окно вот–вот влетит снаряд и разнесет все вокруг, так что он даже не успеет моргнуть, взглянуть в глаза гулкой, разрывающей его на куски смерти. Минутами ему нестерпимо хотелось переползти в соседнюю комнату и спрятаться там под кровать, но он не мог заставить себя: тело как будто приросло к полу, ноги не слушались, и он продолжал сидеть где сидел, отделенный от гремевших снаружи взрывов и очередей одним лишь оконным проемом.
