Тем не менее Тарзана не мучили опасения, что он не дойдет до той страны чудес, о которой ему рассказывала Ману, хотя было очевидно, что придется это делать с потрескавшейся от сухости кожей и пустым желудком. И он двигался дальше в ночной тиши.
С наступлением рассвета Тарзан почувствовал потребность в отдыхе. Он подошел к краю еще одного из коварных ущелий, в изобилии пересекающих плоскогорье. Это было восьмое по счету с того дня, что он провел в пустынной голодной стране. Отвесные склоны ущелья потребовали предельного напряжения и покорились бы только хорошо поевшему и не ощущающему недостатка в воде альпинисту. Тарзан впервые в жизни взглянул с сомнением в бездну, а затем на другую сторону, куда он хотел попасть. Его начали одолевать опасения.
Тарзан не боялся смерти, воспоминания о погибшей жене все еще были свежи в его памяти. Он даже искал смерти, сражаясь с немцами, однако, в нем был силен первобытный инстинкт — инстинкт самосохранения — всепобеждающая сила жизни. Эта сила будет держать его в рядах активных борцов против Великого Косца, пока^, борясь до последнего, он не будет сражен превосходящей силой.
Тень медленно проплыла по земле рядом с ним. Взглянув вверх, человек-обезьяна увидел Ска-грифа, который описывал над его головой широкий круг. Мрачный и настойчивый предвестник зла и смерти вызвал в Тарзане новое решение. Он поднялся и подошел к краю ущелья, а затем, подняв лицо вверх, бросил взгляд на парящую в небе птицу и испустил клич обезьяны-самца.
— Я Тарзан! — кричал он.— Властитель джунглей! Тарзан обезьяна не будет пищей для Ска — пожирателя падали. Лети обратно к логову Данго-гиены и кормись остатками ее обеда! Тарзан не оставит своих костей в этой пустыне смерти. Не будет тебе поживы, Ска!
Не дойдя до дна ущелья, он был вынужден сознаться, что даже его могучие силы сдают, и когда он упал изнуренный у подножия скалы, увидев перед собой стену, на которую нужно было взобраться, то обнажил свои белые клыки и зарычал.
Целый час Тарзан лежал, отдыхая в прохладной тени у каменной стены. Вокруг царило безмолвие, и было тихо на дне ущелья, тихо и мрачно, как в гробу. Ни летающих птиц, ни ползающих змей — они оживили бы эту мертвящую тишину. Действительно, здесь была Долина Смерти. Человек-обезьяна почувствовал гнетущее воздействие этого ужасного места. Безысходность, которой, казалось, был пропитан самый воздух, начинала действовать и на Тарзана. Он вскочил на ноги, встряхнулся, как огромный лев,— разве он не Великий Тарзан-обезьяна? Да, Великим Тарзаном он все еще был и останется им до последнего удара своего сердца!
