— Пришел, деда Владимир.
— Дикорос мёртв?
— Пока уходил, был жив, — нехотя ответил я ему, переминаясь с ноги на ногу у калитки.
— Пластину отдал?
— Да.
— Тьфу, — плюнул под ноги дед Владимир, едва я продемонстрировал перед его очами эмблему Небесного Отряда, — чтобы какой-то язычник ходами тайными спасался, а достойные мужи клали голову своя в борьбе… Чтобы какой-то язычник нёс в своих руках святой символ православных воинов… Воистину настал Армагеддон и скоро небеса схлестнуться в битве с ордами адовыми… Что встал!? Давай быстрее, щенок! — хозяин дома нехотя отстранился, приглашая наконец-то войти внутрь двора.
— Зря ты так злобно обо мне… — начал было я распаляться столь гневным речам собеседника, но был безжалостно перебит.
— Яйца курицу не учат. Пшёл в терем, отрок! Одна надежа, что рано или поздно православная вера все-таки вымоет языческое невежество из твоей души. Одна надежда… — ворчал себе под нос Владимир, следя за моей спиной по направлению к высокому крыльцу.
Глава 9
Рукотворные пещеры
Легко отодвинув сундук, Владимир выжидающе уставился на меня, а я на него. Пришлось, не смотря на нежелание, первым нарушить молчание:
— Деда! — начал было я, не зная как правильно обратиться к столь негативно настроенному человеку, — а женщины то твои где? Иван сказал, что мне требуется их вывести.
Старый дед лишь презрительно сморщил нос, чуть ли не на физическом уровне выдавливая меня в зев черного лаза, который вел далеко за границы осажденного города:
— Что встал? — вопросом на вопрос ответил он мне старый воин, — лезь, давай! — и, решив сменить гнев на милость, все-таки немного прояснил ситуацию:
— Нечего жене, детям, да внукам отдельно от меня по полям промороженным бегать с иноверцем. Удел их такой — быть подле меня и разделить судьбу Рязани, какой бы она ни была. Верил я, что князь Владимирский, ни смотря на распри, дружину свою на помощь пошлет, да худшие опасения подтвердились. Ну, что встал? Пошел отсюда! — Владимир развязно сплюнул в лаз, выдавая презрительное отношение к подземному пути постыдного бегства.
— Но я же… обещал… — проблеял было я, но был схвачен могучей рукой старика.
— Вот что вну-чок! — по слогам выделил он последнее слово, — настоящий христианин не боится смерти. Уже завтра мы улетим с семьей на небо, в чертоги божественные, сады ангельские, чтобы до конца своих дней наслаждаться вольностями и сладостями загробной жизни. А где будешь ты? Как побитая шавка пробираться по промороженным лесам в надежде встретить подмогу? Оставляя женщин подле себя, я желаю им добра истово, по своим убеждениям, посему, пока ты еще при здоровье, не лезь со своим уставом в мой монастырь!
