— Тебе письмо от Кати! — закричал он во всю силу легких.
В бухту Синимяэд подводную лодку вели на буксире. На мостике теперь находился лишь капитан 3 ранга Зуев. Макухин и другие матросы, наверное, были на своих боевых постах.
Василий вынул из непромокаемого портсигара сложенное вдвое письмецо Кати Твердохлебовой, бережно разгладил ладонью. Письмо пахло пихтовой смолой. Родной запах далекого дома.
Он подумал о старенькой матери, пожурил себя за то, что редко пишет ей. Ведь письмо с фронта — это целое событие на руднике, и эту цидульку, конечно же, читают артельно, жадно ловят каждое слово. Еще никогда Василий так сильно не чувствовал своей связи с далеким сибирским рудником и его людьми.
А вот это Катино письмо Кешка получит, получит через каких-нибудь два-три часа…
Василию казалось, что все испытания позади, он обрадовался, когда на горизонте высветился знакомый глинт. Это была родная бухта Синимяэд, дом, защита. Поднимутся с Кешкой на галерею маяка, поделятся впечатлениями дня, Кешка расскажет, сколько страхов они натерпелись, пока лодка лежала на дне. А Василий заставит его станцевать и отдаст письмо от Кати. Василия, правда, удивило то, что над глинтом поднимаются полосы дыма. Эти полосы он вначале принял за тучи. Но то был дым. Все видимое пространство над бухтой потемнело от восходящих дымов. Откуда ему было знать, что враг прорвался в Эстонию, горят хутора, на дальних подступах к бухте Синимяэд идут ожесточенные бои, натиск фашистских орд сдерживают красноармейцы Северо-Западного фронта, а рядом с ними — истребительные батальоны эстонских рабочих во главе с неким Андрусом.
…Самолеты появились внезапно. Их не было видно за облаками дыма, но тревожное гудение все нарастало, заполняя небо. «Юнкерс!» — определил по низкому звуку Василий и ощутил, как болезненно сжалось сердце; корабль показался неуклюжей, беззащитной посудиной, и негде укрыться от надвигающейся беды. Ветер да волны… Ветер да волны… Хотя бы успеть войти в бухту… Нет, не успеть, не успеть. Корабль набирал ход, маневрировал. Матросы взлетали по металлическим трапам, торопливо занимали места у зенитных автоматов и орудий. Напряженные, бледные лица, суженные глаза и внешнее спокойствие в каждом движении. Не может скрыть волнения только молодой командир зенитной батареи лейтенант Трубилов: то и дело вскидывает бинокль, резко опускает его, кусает потрескавшиеся от ветра губы.
Напряжение росло, взгляды всех были устремлены в небо. И вдруг, захлебываясь и перебивая друг друга, застучали автоматы.
