(…)
…Этот мир назывался Домом. И в нем были вы — большие, близко-далекие, и я верил вам.
Мы были одно. А потом что-то случилось. Появилось Чужое. Как и когда, не вспомнить: собака ли, с лаем бросившаяся, страшилище в телевизоре или тот большой, белый, схвативший лапищами и полезший в рот: «Покажи горлышко!..» Вы пугали меня Чужим, когда я делал «нельзя», и я стал бояться.
Одиночество начало подступаться ко мне, подкрадываться, подстерегать.
Когда вы уходили, чужим становился Дом; кто-то шевелился за шкафом, шипел в уборной, стучал в окна..
…в солнечный день вбегаю со двора в наш данный дом — ноги, еще не очень послушные, несут меня сами, топ-топ, топ-топ — и вдруг черная дыра: с разбегу влетаю в зев подпола, ноги неудержимы, обрыв сознания…
Меня сразу вытащили, ничего не сломал, лишь легкое сотрясение мозга… Но с этого мига затаилась во мне стерегущая чернота..
Смерть… Она была раньше, когда меня не было… Смерть была мной-другим…
Прибавилось спокойствия, когда выяснилось, что Дом, мир мой-и-ваш, мой-и-наш — может перемещаться, как бы переливаться в Чужое — когда, например, мы вместе гуляем или куда-нибудь едем.
Со своими возможно все, и Чужое уже не страшно, уже становится полусвоим. Когда вы начали оставлять меня в Чужом одного («Ты теперь будешь ходить в детский сад, там такие же мальчики и девочки, как и ты, и никто не плачет»), я плакал, но ждал вас, я ждал и верил.
Как же долго я думал, что мой Дом — это мир единственный, главный и лучший — Большой Мир? А все Чужое — пускай себе, приложение, постольку поскольку… Как долго считал вас самыми главными существами на свете!
Но вы так упорно толкали меня в Чужое, так убедительно отдавали ему — и Чужого становилось все больше, а вас все меньше.
Все больше и больше одиночества.
Когда осваиваешься — ничего страшного.
Есть опасности, зато интересно. Здесь, в Чужом, встречали меня большие, как вы, и маленькие, как я, и разные прочие...
Школа — тоже дом: шумный, сердитый, веселый, опасный, скучный — да, целый мир, сначала чужой, потом в той или иной степени свой…
Среди сверстников есть чужие, есть никакие, есть немножко свои, есть полусвои, есть почти свои, есть свои, но почти…
Школа всякая, знаете ли, прежде и более всего — школа чего? Школа одиночества.
Вся жизнь — школа одиночества.
Весь Большой Мир, да и малый — наш с вами домашний мир — школа одиночества.
Родной дом с каждым годом выроста становится все теснее, все неудобнее, неуютнее…
