Одинокий друг одиноких | страница 13



Иллюзия детской эгоистической слепоты.

Ждем от других сочувствия и понимания и, обманываясь в своих ожиданиях, отчаиваемся, глохнем-слепнем, ожесточаемся.

Разобщенность и равнодушие, непонимание и жестокость — встречный ветер бытия, и его можно использовать для движения вперед, если правильно поставить парус души.

Каждый, кто как одинокий звереныш-детеныш, больше озабочен получением, чем отдачей, оказывается за это наказанным.

Одиночество и есть это наказание.

Я не был от рождения замкнутым и недоверчивым — наоборот, сама открытость, само стремление к другим, и занудой не числюсь.

Одиночество при всем том цвело пышным цветом. Проистекало, как теперь понимию, (по-раньше бы!) из притязаний на невозможное, из неблагодарности сущему, пусть и малому.

С любящими родителями чувствовал себя невыносимо одиноко лишь потому что они не понимали меня, не умели проникнуть в мой внутренний мир. Особо сложный одаренный ребенок — не просекли, академиев не кончали, психологиев не изучали.

Но ведь и я, шибкий вундер, не понимал их одиночеств, не знал о них очень многого.

А о себе не мог внятно — для них — рассказать, не умел открыться, психологиев наизучал слишком много… и слишком поздно.

Обычнейшая почти в каждой семье история.

Теперь, когда любимых моих нет со мною, с горечью понимаю, каким был жестоким эгоистом по отношению к ним; как они любили меня, любили, хоть и не понимали, но ведь любили же, несмотря на все мои мелкие и крупные мерзости….

Если бы только я старался понимать их, а не требовал понимания; если бы так детски не переоценивал и не был так на себе задвинут…

Да, слишком долго я был со своими родителями всего-навсего их ребенком. Ждал понимания, как от богов, а всего-то нужно было иногда подойти и без слов обнять папу, обнять и поцеловать, как маленького, а к маме в колени броситься, как малышом когда-то… и все.

Родители ушли.
И мы свободны
жить как хотим и можем умирать.
Но вот беда: мы ни на что не годны
и некому за нами убирать:
родители ушли.
Остались раны
и в них, и в нас…
родители ушли
в далекие лекарственные страны,
а мы на жизнь накладываем швы.
Родители ушли.
Прочь сантименты,
зачем рыдать,
О чей жалеть, когда
галактики, планеты, континенты
друг с другом расстаются
навсегда…
Вы снитесь мне. О, если бы вернуться
и вас из сна с собою унести
и все начать с последнего «прости»,
о, если б ненароком не проснуться…


Это еще не я, но уже… Смотри, вот два молодых одиночества, они прильнули друг к другу, им хорошо небесно и хорошо телесно, это называют любовью, другого имени для этого нет.