На протяжении большей части истории Соединенных Провинций лояльность и идентичность были основаны скорее на провинциальных, гражданских, а также порой местных сельских настроениях населения, чем на верности Республике в целом. В этом отношении, сложившаяся здесь слабо скрепленная федеральная структура вполне отвечала наклонностям и умонастроениям ее населения. В частности, внутренняя политика Республики постоянно вращалась вокруг напряженных отношений между главной провинцией Голландией и остальными провинциями, которые все время старались защитить свои местные интересы и избежать установления господства над ними. Однако, на мой взгляд, именно эти напряженные отношения на протяжении ряда веков до начала Восстания способствовали формированию политической системы к северу от устья рек Шельды и Мааса.
Но если север и юг сформировали ранее два крупных отдельных пространства с политической и экономической точек зрения до, а также и после 1572 года, верно то, что в отношении религии, идей, искусства, а также в значительной степени (насколько это касалось говорящих на нидерландском языке южных провинций Фландрии, Брабанта и Лимбурга) языка и литературы они образовали до Восстания одну единую культуру. В этом плане, Восстание действительно означало беспрецедентный и решающий разрыв отношений. В результате введения кальвинистской Реформации на севере, и торжества католической Контрреформации на юге, Восстание разделило то, что раньше существовало как одна культура и заменило ее двумя непримиримыми, антагонистическими культурами. В этом отношении, можно сказать, что Восстание расширило и укрепило ту двойственность, которая давно уже присутствовала в политике и экономической жизни.
Предмет моего изучения — Голландская республика. Однако я не хотел следовать узкому подходу в хронологическом порядке или в географическом масштабе. Для того, чтобы понять суть Республики и оценить полное значение ее достижений в искусстве, науке, интеллектуальной жизни также, как и в торговле, судоходстве, социальном обеспечении и технологиях, необходимо не только начинать с изучения истории намного раньше 1572 года (а также хотя бы бегло рассмотреть Батавскую республику, которая сменила Голландскую в 1795–1806 годах), но также и применить более широкой ракурс, чем тот, который использовался при рассмотрении северных Нидерландов. Хотя в центре моего внимания, в первую очередь, находился север, я пытался объяснить взаимоотношения между севером и югом, выявляя различия и черты сходства, так что, даже несмотря на то, что югу уделяется меньше внимания, он останется неотъемлемой частью рассказа. Но кроме того, я придерживаюсь мнения, что между Нидерландами и Германией до XVIII века не существовало никаких жестких и непреодолимых границ, и что переплетение юрисдикций, споры из-за пограничных территорий, и, прежде всего, религиозное и культурное взаимодействие между Нидерландами и соседними немецкими государствами представляют неотъемлемую, и весьма значимую, часть истории, которой слишком часто пренебрегают. Поэтому я не только часто упоминал о Восточной Фрисландии, Бентхайме, Лингене, Мюнстерланде, Гельдерне, Марке и Юлихе-Клеве, но и старался до некоторой степени охватить эти территории в рамках основной темы работы.
