— Вот именно, — сказал Горчаков. — Прежде всего на площади вывозили полевые кухни и раздавали кашу. Борис, этим людям, про которых я говорил, не нужны высокие материи. Пока не нужны. Сейчас им не до того. О высоких материях они станут думать потом, когда будут сыты и накормят своих детей. Я вовсе не хочу утверждать, что с наступлением Эры Изобилия волшебным образом исчезнут абсолютно все пороки…
— Да, — сказал я. — От выпивки при таком баре удержаться трудно.
— Не опошляйте. Это мелочи. Полностью исчезнут преступления против собственности, никто ведь не станет воровать у другого то, что имеет сам. Исчезнет пресловутый дефицит и связанная с ним уголовщина. Эра Изобилия уничтожит почву, на которой произрастает мещанин. Потеряет всякий смысл проникать на базу с черного хода и носить записки от Ивана Ивановича. Так что постарайтесь забыть этого галактического провокатора.
— Он не похож на провокатора, — сказал я.
— Блаженный слюнтяй, не в терминах дело, — отмахнулся Горчаков. Он просто забыл, что такое голод. Перестаньте о нем думать. Думайте больше о том, что вы — представитель Земли. Из четырех миллиардов населения планеты, из двухсот пятидесяти миллионов населения государства выбраны мы трое. Знаменосцы грядущих поколений — высокие слова, но что делать, если это правда. Нам выпало быть… да, черт побери, подопытными кроликами эксперимента, но это такой эксперимент, что я согласен с ролью кролика. Хотя мы не кролики.
— Апостолы, — сказал я.
— Не придирайтесь к терминам. Подобрать подходящие слова недолго. Люди, на которых лежит ответственность за человечество. Постарайтесь проникнуться значением и величием этих слов. Вы уже не можете оставаться каким-то там просто Песковым двадцати шести лет от роду, вы один из немногих, на ком лежит ответственность за светлое будущее человечества.
— Зажравшегося, — сказал я.
— Сытого, — сказал он. — Избавленного от суетных забот о куске хлеба.
— Молодой он еще… — застенчиво подал голос Назар Захарыч. — Лиха не хлебал, по карточкам не жил, и вообще…
— Вот именно, — сказал Горчаков. — Назар воевал, а я пацаном голодал после войны, мы-то помним, что значит кусок хлеба, не то, что вы…
Спорить с ними я не мог — не умел. Я не привык спорить на такие темы и не предполагал, что когда-нибудь придется, но я знал, что не уступлю.
— Гоните этого иезуита, если еще раз появится, — сказал Горчаков, хлопая меня по колену. — Попался бы он мне, я бы с ним поговорил… он встал и тряхнул за плечо смаковавшего коньяк Назара. — Поехали.
