Робинзон Крузо | страница 78
Я выбрался к скалам, поднялся на пригорок, с которого когда-то наблюдал прихотливую игру течений, и вздох разочарования вырвался из моей груди: передо мной был лишь остов корабля, очевидно разбившегося этой ночью о рифы. Мне было бесконечно горько и от моей ошибки, и от того, что здесь наверняка погибли люди. Моряки не могли знать, что течение несет их во мраке к скалистому мысу, ну а шторм довершил остальное, швырнув корабль на рифы, почти полностью покрытые водой. Едва ли с корабля могли видеть остров, и третий выстрел орудия был не ответом на мой сигнальный огонь, а отчаянным и безнадежным призывом о помощи. Я же расценил его так, как мне хотелось, а действительность оказалась совсем иной.
Существовало три варианта событий. Первый, самый печальный: моряки с наткнувшегося на рифы корабля спустили на воду шлюпки и попытались спастись, однако их постигла та же участь, что и наш экипаж – шлюпка затонула и никто не сумел достичь берега. Шлюпку также могло унести в открытое море, где, скорее всего, спасшихся моряков ждала голодная смерть или гибель от жажды. И наконец, – я отчаянно надеялся на это – корабль был торговым, плыл в составе каравана и всему экипажу, несмотря ни на что, удалось спастись, перебравшись на другое судно. Я хорошо представлял, как сложна и опасна такая операция, но все-таки хотел верить, что все обошлось благополучно…
Мне было до слез жаль этих людей, ибо я сам когда-то пережил нечто подобное. И вот результат, с горькой усмешкой подумал я: судьба была ко мне милосердной и одновременно жестокой, поскольку дважды у берегов этого острова терпели крушение корабли, а остаться в живых довелось мне одному. Я прошептал: «Господи, пусть случится чудо и хотя бы одному из этих несчастных моряков удастся спастись! У меня был бы товарищ, вдвоем нам было бы не так тяжело жить на этом острове… и все изменилось бы к лучшему…»
Однако мне не суждено было что-либо узнать об участи экипажа.
Через несколько дней море выбросило на берег тело юноши-юнги – я обнаружил его, когда снова отправился к скалам. Он был в матросской форме – в куртке, коротких холщовых штанах и синей изорванной рубашке. В карманах куртки, кроме трубки и пары золотых монет, не оказалось никаких бумаг, из которых можно было бы узнать его национальность. Внешне юноша походил на европейца. Я похоронил беднягу у подножия скалы, напротив того места, где разбился его корабль, поставил безымянный крест и взял себе на память его курительную трубку.
