Приказал солдатам разделиться на несколько групп и дать всем бунтовщикам по 100 розог, под надзором исправника. Потом собрал всех, составил несколько каре и объявил:
— Я сделал, что мне следовало сделать по закону, простить их может только губернатор; он может всех в тюрьму, там сгниете под судом.
— Батюшка, будь отец родной, заступись, как Бог, так и ты, перемени гнев на милость. Я поставил их на колени, научил просить помилование и дал слово, что буду ходатаем за них, но губернатор очень сердит.
Кричат: «Заступись, батюшка, выручи!»
Прихожу к губернатору, лежит болен, не знает, что я делал. Мне доложили, что засеченные ожили, их обливали водой, и я повеселел. Говорю губернатору:
— Пойдемте прощать.
Не верит.
— Только прошу, долее сердитесь, не прощайте, а простите только под моим ручательством за ним.
Подходя к фронту, губернатору, хотя и штатскому: «На караул!» Барабанщик две дроби: «Здравия желаем вашему превосходительству!» — все для эффекта. Подходим к группам, я снял шляпу и почтительно, низко кланяюсь, представляю раскаявшихся. Виновные в один голос:
— Помилуй, ваше превосходительство!
— Не могу, вы так виноваты, что вас следует судить.
А мужики, кланяясь в землю, твердят:
— Помилуй, ваше превосходительство, ни впредь, ни после того не будет.
А я-то униженно, без шляпы, кланяюсь и прошу помиловать. Губернатор гневно сказал, что он бунтовщикам верить не может и согласится тогда, если кто за них поручится.
Я обернулся к мужикам: ручаться ли за них?
Как заорут в один голос:
— Ручайся, отец, небось, не выдадим, ручайся, батюшка.
— Ребята, смотри, чтобы мне не быть в ответе за вас.
— Отец ты наш, вот те Пресвятая! Положим жизнь за тебя, ручайся!
Я поручился. Губернатор умилостивился, простил.
Я распустил всех по домам, приказал сотским накормить солдат и жандармов. Откуда что взялось: снесли столы, зажгли лучины, явились десятками горшков щей, каши, кисели с сытой, все постное; вероятно, было готово для мужей, но им не удалось поесть, съели солдаты. В тюрьму пошел только один Федька.
Из воспоминаний Стогова.
Русская Старина, 1878, декабрь.
