Поднявшись на курган, я увидел тяжелый, забрызганный грязью КВ, окрашенный в защитный цвет. На башне белой краской выведено «За нашу Советскую Родину!» Расчет противотанкового ружья вел по нему огонь. КВ развернулся и дал очередь по бойцам. Что за дикость! Я побежал к петеэровцам.
— Что вы делаете? Это ведь наш танк!
— Нет, — возразили мне, — немецкий.
— Да на нем же написано «За нашу Советскую Родину!»
А мне в ответ:
— Это он подмаскировался.
Бойцы впервые увидели КВ и никак не хотели верить мне. Тогда я подошел к машине, постучал палкой по броне. Люк открылся, показался командир.
— Что же вы бьете по своим? — спросил я его.
— А что остается делать? — развел он руками. — Мы и сигналы давали, а они по нас все лупят и лупят. Поглядите, что сделали с механиком.
Из танка вылез водитель, лицо у него в крови. Оказывается, петеэровская пуля угодила в триплекс, и механика обдало брызгами стекла.
Танк попал в колдобину и застрял в раскисшем грунте. Сколько ни бился механик — ни с места. Мы помогли ему. Бойцы притащили, длинное бревно, танкисты привязали его к гусеницам и завели мотор. Танк тронулся с места, пополз. Бревно уперлось в землю, и машина постепенно стала приподниматься. Еще немного, и КВ, опираясь на бревно и отталкивая его назад, выбрался из колдобины. В этот момент я увидел, как в отдалении по желтому жнивью бежали наши, а неприятельский пулемет с возвышенности за Купьевахой бил по ним. Цепь вынуждена была залечь. Я— к командиру танка.
— Ударьте вон по той огневой точке.
Башня КВ медленно повернулась, прогремел выстрел. Там, где стрекотал вражеский пулемет, взметнулся взрыв. Наша пехота снова двинулась вперед. «Насколько легче воевать, когда с пехотой танки», — подумал я.
Привели пленного офицера. Он смотрел на КВ со страхом. Я показал палкой на КВ и сказал:
— Рус панцир, понимаешь, наш панцир!
Пленный забормотал: «Гут, гут…». Но и эти слова застряли в его глотке, так как танкист направил пушку в сторону гитлеровца. Тот побелел, видимо решив, что его сейчас расстреляют.
У нас один сержант немного говорил по-немецки.
— Спроси, кто он, — попросил я его.
— Врач, — ответил пленный.
— Раз врач, пусть окажет помощь механику-водителю, — приказал я.
Немец осмотрел рану, взял индивидуальный пакет, перевязал. Умело. Видно, и впрямь врач. Я отправил его в тыл.
Наступление продолжалось. Позади, в лесу, оставались группы фашистов, но поняв, что очутились у нас в тылу, они бросили оборону и начали отходить. Им преградили дорогу пулеметчики Самохина. Около шестидесяти-семидесяти гитлеровцев пустились бежать. Но куда бы они ни повернули, их настигали пули наших «максимов». Кто-то из пулеметчиков стал кричать им, чтобы сдавались. Оставшиеся в живых неприятельские солдаты то ли услышали его, то ли, осознав безвыходность своего положения, сложили оружие.
