: таков был Сийес.
В самом лучшем вине бывают подонки: такими подонками в Конвенте 1793 года было так называемое «болото», группа безумных эгоистов и трусов, бесчестных и бесстыдных, злых и раболепных, циников и подлецов, не имевших никаких твердых убеждений и склонявшихся лишь на сторону победителя; они выдали Людовика XVI Верньо, Верньо – Дантону, Дантона – Робеспьеру, Робеспьера – Тальену; они выставляли к позорному столбу Марата живого и боготворили Марата мертвого; завтра они ниспровергали то, чему поклонялись сегодня; они любили наносить удар ослиным копытом умирающему льву; в их глазах колебаться значило совершать измену. Они были сильны числом, но слабы характером. Они играли видную роль и 31 мая, и 11 жерминаля, и 9 термидора, – в этих трагедиях, созданных гигантами, но разыгранных карликами.
За людьми страстными следовали мечтатели. Утопия принимала у них самые разнообразные формы: и воинственную, допускавшую эшафот, и гуманную, отменявшую смертную казнь; для трона она являлась страшным призраком, для народа – добрым ангелом. Одни из них только и думали, что о войне, другие – о мире. Карно создал четырнадцать армий; Жан Дебри[314] мечтал о всемирной демократической федерации. Тут были и пылкие ораторы и люди молчаливые. Лаканаль[315] молчал и обдумывал свой план всеобщего народного образования; Лантенас[316] молчал и создавал первоначальные школы; Ревельер-Лепо[317] молчал и мечтал о возведении философии в религию. Другие занимались второстепенными практическими вопросами: Гюитон-Морво[318] занимался оздоровлением госпиталей, Мэр – вопросом об отмене натуральных повинностей, Жан Бон-Сент-Андре[319] – вопросом об отмене ареста за долги, Дюбоэ – приведением в порядок архивов, Ромм – созданием нового календаря, Корен-Фюстье – созданием анатомического кабинета и естественно-исторического музея, Гюйомар – устройством речного судоходства и строительством плотин на Шельде. И у искусства явились свои фанатики и даже одержимые. 21 января, в то самое время, когда голова Людовика XVI скатывалась на площади Революции, народный представитель Безар отправлялся рассматривать картину Рубенса, обнаруженную на одном чердаке на улице Сен-Лазар. Артисты, ораторы, проповедники, колоссы, в роде Дантона, взрослые дети, в роде Клотца, актеры и философы – все они шли к одной цели – к прогрессу. Ничто их не смущало. Конвент тем и был велик, что искал возможно большего количества реальности в том, что люди называют невозможностью. С одной стороны его – Робеспьер, не сводивший глаз со справедливости; с другой – Кондорсе, не спускавший глаз с долга.
