Разорвать порочный круг — разве это не есть благо для всех? Освободить от навязанной кем-то и четко просчитанной Исследовательским Центром безысходности, где главное, чтобы процент средней работоспособности, агрессии и самоубийств оставался в «норме»? И если придется пожертвовать даже десятком жизней — разве такая жертва не будет оправданной перед лицом человечества?
Тогда он ответил на свой вопрос утвердительно.
Но это было тогда.
Горячая волна накрыла его, кровь бросилась в лицо. Дмитрий вздохнул и полез обратно, вниз.
— Ты что делаешь? — зашипел на него Александр.
— Я собираюсь дезактивировать взрывчатку, — глухим, будто не своим голосом ответил Дмитрий, не глядя на отца.
— Чего?!. Ты что, ты свихнулся?
— Может быть. Прости меня.
— Идиот! Остановись немедленно! Остановись, я сказал!
— Я неправильно закончил свою повесть. Она должна была завершиться не так!
— Какая к черту повесть!
— Я думал, что смогу — но я не могу.
— Ты не можешь вот так запросто все переиграть! Мы приняли решение — и вот мы здесь, рискуя всем!
— Да, я принял решение, но оно было неверным. Я не убийца!
— Ты сам говорил: что такое десяток жизней по сравнению с тысячами вынужденных самоубийств? Или по сравнению с миллионами поломанных судеб?
— Да какая разница! Их убивает кто-то другой, а этих убью я! Я! Своими собственными руками! Пускай кто-то может убивать тысячи — а я не могу! Даже ради какой-то глобальной цели!
Александр ничего не ответил.
Дмитрий отцепил крепежи страховки.
— Не жди меня. Уходи.
Он опустился на колени перед взрывчаткой.
Когда он создавал ее, ему даже в голову не приходило, что может понадобиться отключить таймер. Они шли сюда взорвать голову спрута, готовые погибнуть сами и уничтожить других. И теперь Дмитрию предстояло обезвредить бомбу, как заправскому саперу.
Этого он не репетировал.
Он еще никогда в жизни не испытывал такого страха, как сейчас.
Александр щелкнул крепежами, отстегиваясь от страховки, и подошел к сыну. Дмитрий не обернулся.
— Ты меня, наверное, презираешь за слабость? — спросил он.
— Я горжусь тобой, — вдруг хриплым голосом ответил Александр. — Горжусь, потому что ты по-настоящему хороший человек и мой сын.
Дмитрий кивнул. Он не стал еще раз просить отца, чтобы тот уходил: знал, что бесполезно. Протянул руки к взрывчатке — и одернул их, словно обжегшись.
— Я боюсь.
— Не спеши. Нам больше некуда торопиться. Расслабься и пусть твои руки сделают то, что нужно.
— Я не могу успокоиться и сосредоточиться.
