– Ложь, совершенная ложь, и по тому одному, что Кольцо никогда не выходит из себя.
– Конечно, и рыба ищет себе глубже, то человеку не грех пошарить, где лучше, – сказал со смехом Мещеряк. – А вернее всего спросил бы ты Чабана: он много слышал правды в московском стане.
– Не хочу и спрашивать, зачем обижать храбрых атаманов.
– Воля твоя, а Чабан открыл бы тебе глаза…
– Я ему не поверю, хоть бы он разбожился. Его клятва не стоит одного слова Кольца и Грозы.
– Кольцо чай не советовал тебе, как я, идти на Москву?
– Без сомнения.
– Я это знал… Он получил прощение Иоанна и не с мечом в руках… Ха, ха, ха! А нам, Ермак Тимофеевич, божусь, остается один этот способ выпутаться из беды. Право, пожалеешь, что меня не послушал; право, тебе стоит показаться с твоею дружиной на Волге…
– Ты ошибаешься…
– Нет, Ермак Тимофеевич, не ошибаюсь. Я довольно слышал от самих воевод московских, что Иоанн только тебя одного боится и невесть как обрадовался, когда узнал, что князь Курбский убежал к ляхам, а не на Дон. Слава твоя гремит повсюду. А всякому терпению бывает конец.
В столь жарком разговоре Мещеряк неприметно привел Ермака к такому месту, откуда, полагал, слова его соумышленников могли быть явственно услышаны, а для вернейшего успеха оставил его под предлогом, что не хочет потерять лучшего времени для охоты при восходе солнечном. Ермак был также рад остаться один, чтобы поразмыслить об их разговоре, и, найдя место весьма уединенным, сел под тень столетнего ясеня.
Действуя всегда открыто и прямо, не любя ни подсматривать за чужими поступками, ни подслушивать чужих речей, он долго пропускал мимо ушей доходившие до него слова двух казаков, беспечно удивших рыбу в озере; но имена Кольца и Грозы, часто повторяемые в их разговоре, обратили невольно его внимание. Может быть, Ермак надеялся узнать что-нибудь новое о своем друге, которого отсутствие крайне его беспокоило и огорчало.
– Воля твоя, братенек, – говорил коварный Самусь, – а меня вера неймет, чтобы храбрый атаман Кольцо мог до того забыться…
– То, право, чудо, но я своими глазами видел, как он хватил ножом Грозу. После покаялся, да уж поздно. Слышно, они помирились и свалили всю вину на Мещеряка. Вишь, думали, что он не вернется из плена. Как-то они теперь поладят?
– Экое диво! Кольцо и сам Гроза, коли не покажется ему у москалей и он вернется к нам, будут беречься Мещеряка и его не тронут, а он не посмеет на них донесть.
– Думаешь, и обманут так атамана нашего? Нет, брат, Ермак Тимофеевич себе на уме, насквозь видит человека, даром что смотрит в землю.
