Неизвестный юноша, который, казалось, только что приехал из дальнего пути, шел поспешно к могиле Адашева.
– Поздно я прибыл! – воскликнул, всплеснув руками. – Я не застал тебя, я не простился с тобою!
Курбский узнал Владимира, сына вдовы Марии, преданной роду Адашевых. Но Владимир не видел его и, казалось, не видел ничего, кроме земли, которую орошал слезами.
– Отец несчастных, ты ли в могиле? Благотворитель наш, зачем ты оставил нас? Любимец царский, твое ль здесь жилище? Чужая земля приняла тебя. Осиротели друзья твои, осиротело отечество. Где ты, Адашев?
– Здесь все, что было в нем тленно, – сказал Курбский, указав на землю, – там, – продолжал он, указывая на небо, – все, что в нем было бессмертно.
Владимир взглянул на Курбского и прижал его руку к своему сердцу…
– Князь, я спешил, – сказал он прерывающимся голосом, – но уже не увиделся с другом твоим.
Все окружающие взирали с участием на слезы, бегущие из глаз благородного юноши, как вдруг появился полковой голова, сопровождаемый двумя татарскими всадниками, велел схватить его и наложить на него оковы.
– Остановись! – крикнул Курбский. – И чти мое присутствие.
Суровый голова обернулся.
– Князь! – проговорил он почтительно. – Таково повеление воеводы князя Мстиславского.
– Князя Мстиславского? – повторил в недоумении Курбский. – Что это значит, Владимир?
– Не знаю вины моей, – сказал юноша, слова эти были произнесены с той твердостью, которая свидетельствовала о его искренности, – но повинуюсь!
– Куда ведут его? – спросил Курбский.
– В стан князя Мстиславского.
– Я еду с ним! – сказал князь и, сняв цепи с рук юноши, бросил их татарам, а слугам велел подвести коней себе и Владимиру.
Голова сопровождал князя. Татарские всадники ехали в отдалении.
Глухой шум раздавался в народе. Каждый толковал по-своему о случившемся. Проходящие останавливались и с любопытством взирали на грозного русского вождя. В числе их был и отец Минны.
В то самое время, когда все внимание Риделя было устремлено на Курбского, кто-то из проходящих нечаянно толкнул дерптского старейшину.
Ридель, нахмурясь, оглянулся и узнал Вирланда. Дворянин не скупился на извинения.
– Полно извиняться, любезный Вирланд, я уверен в твоем красноречии.
– А не в преданности? Нет, прошу отличать меня от рыцаря фон Зинтена, который толкает проходящих, хотя за триста лет предки его…
– Знаю…
– Толкались в поварне моих предков.
– Видно, что Зинтен сменил у тебя Тонненберга.
