Феодосий несколько растерялся от такого вступления посла и постарался объяснить:
– Посол царя великого, это моя супруга, императрица. Императрица чувствовала себя неловко, двигалась на седалище и ворчала:
– Варвар! Варвар!
– Пусть и супруга, мне все равно. Но я при женщине речь вести не стану.
Феодосий умоляющим взглядом посмотрел на Евдокию.
Евдокия поняла его взгляд, презрительно улыбнулась и торжественно вышла.
– Ну вот, теперь другое дело, – сказал Годичан, – теперь я могу с тобой речь вести, – и он сел на приготовленное для него место.
Феодосий тоже сел.
Орест поместился за седалищем Годичана.
Сев, Феодосий прежде всего справился о здоровье великого царя.
– Здоров ли великий царь и его семья? – спросил он.
– Царь здоров, – отвечал Годичан, – здорова также и его семья. Великий царь и тебе желает здоровья.
– Благодарю, благодарю за внимание ко мне великого царя.
После этого Орест подошел к Феодосию и вручил ему письмо Аттилы, в котором заключались условия мира.
Феодосий передал письмо переводчику Вигиле, который громко прочел его.
«Царь Аттила, повелевающий восточными и западными народами, предлагает побежденной Византии такие условия:
I. Не возвращенных еще переметчиков немедленно возвратить.
II. Греки очистят, под опасением возобновления войны, все покоренные оружием царя Аттилы земли, простирающиеся по течению Истра от областей Пеонии по протяжению областей Фракийских в длину и на пять дней пути в ширину.
III. Бывшее издревле торжище на берегу дунайском перенесется на новую границу, в Ниссу.
IV. Впредь послы от императора к царю Аттиле должны быть не из разночинцев, но знаменитые мужи по роду и консульского сана».
Условиями этими самолюбие Феодосия было затронуто окончательно.
Феодосий встал и, весь дрожа от бессильной злости, только и мог проговорить:
– Хорошо, я пошлю к великому царю достойное посольство.
Годичан, в знак согласия, кивнул головой.
Никогда ничего подобного не видел двор Византийский. Послы царя Аттилы вели себя с императором не только как равные ему, но даже как бы повелевали им. Жалкий Феодосий, несмотря на все усилия, никак не мог возвыситься до почтения к себе Аттиловых послов. Маленькая, тщедушная фигурка его с несколько опухшим, бритым лицом, с влажными глазками никак не подходила к царственной особе. Даже драгоценная, пурпуровая, вышитая золотом, тирская тога[27] не придавала ему никакой величавости. Взрощенец толпы византийских красавиц и всегда вращавшийся между ними, Феодосий был и кокетлив, как женщина. Особенное кокетство его заключалось в обуви. Он носил замечательно красивые башмаки, унизанные драгоценными каменьями, которые и старался выказывать при всяком удобном и неудобном случае. Но на маленькую императорскую ножку редко кто обращал внимание, разумеется, исключая его любимцев, что императора необыкновенно волновало и сердило.
