– Вот это речи так речи! – сказал Лефорт. – Давно пора, государь, говорить так.
– Знаю, что пора.
– Что ж ты, государь, намерен делать?
– А там видно будет, заранее ничего сказать невозможно. Одно только знаю: покажу скоро сестре, что вышел я уже из пеленок… Да, вот что я хотел спросить у тебя: написал ли ты своему немцу о присылке мне новых инструментов? – вдруг заговорил Петр, очевидно, не желая продолжать прежний разговор.
– Как же, написал, государь, – отвечал Лефорт.
И долго они беседовали о разных предметах.
Лефорт рассказывал, что и как делается в Западной Европе, какие корабли там строятся, как они плавают. Петр жадно его слушал, требовал подробностей, допытывался о таких вещах, которые ставили Лефорта в тупик. Он далеко не был всесторонне образован, но не хотел выказывать своего незнания перед молодым государем и поэтому иногда отвечал наобум, невпопад, а сам в то же время подумывал, что придется ему снова засесть за ученье, так как обманывать государя Петра Алексеевича день ото дня становится труднее.
Скоро ученик будет знать больше учителя, и тогда плохо дело! Конец обаянию, конец тому счастью, которое начинает ему так улыбаться в России.
«Да вот бы еще, – думал Лефорт, – заставить бы его решительно действовать с сестрою, а то ведь там не дремлют… Того и жди, какое ни на есть несчастье с ним случится – и тогда все пошло прахом!..»
Он снова попробовал было заговорить о правительнице, но Петр решительно остановил его.
– Не говори, – сказал он, – мне и думать-то о ней теперь не хочется.
Лефорт замолчал, с грустью помышляя, что юноша только похорохорился, что он не готов к серьезной борьбе, что в решительную минуту он испугается, отступит, забудет свои благие намерения. Но Лефорт ошибался.
На следующий же день Петр доказал твердость своего решения и открыто бросил сестре перчатку.
По случаю праздника Казанской Божьей Матери в Кремле была торжественная служба и крестный ход.
По окончании обедни Петр подошел к правительнице, которая брала икону, чтобы принять участие в крестном ходе.
– Сестра, ты, кажется, хочешь идти? – сказал он.
Она вздрогнула от его голоса, который ей показался каким-то новым и странным.
– Да, конечно.
– Нет, не ходи, тебе не след идти – это вовсе не женское дело.
Она невольно попятилась.
Петр стоял во всем величии своей красоты и богатырского роста. Стоял с гордо откинутой головою, прямо и смело глядя на нее своими орлиными глазами.
До сих пор он ей представлялся ребенком, шалуном, мальчишкой, который только и думает, что о забавах, которого спаивают потешники да немцы; но теперь перед нею вовсе не мальчишка, теперь перед нею человек, уже сознающий свою силу, перед ней венчанный царь земли Русской… Ребенок вырос. И вот этот венчанный ребенок хочет и может доказать, что ему время приспело самодержавно царствовать: нянька не нужна больше.
