Сопоставляя сцену Саладина с рыцарем в "Натане" Лессинга со сценою между Позой и Филиппом у Шиллера, Минор указывает, что с точки зрения чисто драматической обе оне представляются как бы излишними: "в одном случае сцена превращается в канцелярию, в другом театр становится парламентом». Он объясняет их возникновение тем обстоятельством, что авторы, т. е. Лессинг и Шиллер, временно отстранились от театра: Лессинг весь отдался изучению богословия и создал "Натана" под впечатлением своих книжных занятий; Шиллер, разойдясь с Дальбергом, также временно удалился от непосредственнаго отношения к театру, и только этим, по мнению Минора, объясняется, что он "прервал естественный ход действия и пожертвовал им для того, чтобы отдаться своему энтузиазму к высоким идеям просвещеннаго века" (571). Тот же Шиллер, однако, высказал упрек Лессингу, что в "Натане" он забыл наставления своей "Драматургии": драматический писатель, как учил Лессинг, не должен пользоваться формой трагедии ни для какой иной посторонней цели. Лессинг не соблюл этого правила в "Натане", но и Шиллер, как оказалось, в равной мере погрешил в "Дон Карлосе" против задач чистаго искусства: упрек "Натану" являлся косвенным упреком и против его собственнаго произведения. Шиллер это почувствовал и потихоньку вычеркнул свое возражение Лессингу, которое он сперва поместил в "Талии", в виде подстрочнаго примечания ко второму акту "Дон Карлоса". В то же время Шиллер настаивал на том соображении, что его драма не предназначена для театра {В первой редакции двух первых действий ея, обнародованных в "Талии", в одном первом акте свыше четырех тысяч стихов. Действительно, такая пьеса не годилась для сцены. В издании 1785 года Шиллер впервые нашел подходящее определение для своего произведения -- "драматическая поэма" (dramatischo Dichtung).}. Он возстает против ограничений, налагаемых внешними условиями сценическаго представления, и видит задачу поэта в том лишь, чтобы достичь высшаго воздействия, которое только можно себе представить. Если это "высшее воздействие" достижимо в пределах даннаго рода литературы, то требования относительнаго и абсолютнаго совершенства совпадают: Если-же одним (из этих категорий) надо пожертвовать, то жертва родом -- наименьшая. И Шиллер смело пожертвовал "родом», а также пожертвовал и некоторыми требованиями формы и, наперекор девизу классическаго искусства, по которому форма и содержание представляются как бы неотделимыми, он отдал перевес содержанию, повидимому усумнился в возможности абсолютнаго совершенства формы, которая всегда является лишь условным и неполным выражением внутренняго содержания. В одной сцене из "Дон Карлоса", впоследствии выпущенной автором, Шиллер поместил следующия строки:
