Лаодика лежала на своем ложе как мраморное изваяние. Золотистые волосы ее, разметавшись, покрывали собой белую подушку из тонкого финикийского виссона. Около ее изголовья с глухим стоном причитала обезумевшая от горя Херсе, покачиваясь, словно автомат, из стороны в сторону.
– Я убила тебя, божество мое! Я достойна смерти, – хрипло причитала она, – я недоглядела, я заспала!
Завидев приближение Тиа, все расступились. Говор и шепот смолкли. Слышны были только причитания старой Херсе.
– Не на своей милой родине нашла смерть ты, мое божество… Далеко от праха Гектора будет покоиться твое чистое тело… Слезы родных не оросят твоего прекрасного лица… О всемогущие боги!
Весь запыхавшись, смущенный, растерянный, торопился к месту ужасного происшествия Бокакамон, управляющий женским домом Рамзеса: в его доме, в доме его ведения, совершилось это страшное, неслыханное дело.
– О святейшество! – поднял он руки к небу при виде жены фараона, своей повелительницы. – Какие немилосердные боги судили мне это несчастие!
– Вот меч, которым совершено злодеяние, – сказала Тиа, подавая меч пришедшему. – У этого железа есть язык – он назовет нам злодея. Допроси железо!
Рука Бокакамона дрожала, когда он брал протянутый к нему клинок с пятнами крови.
– Это меч неегипетской работы, – с удивлением заметил он. – Как он попал сюда?
– Его сейчас подняла в саду Нитокрис, – отвечала Тиа. – Но как он попал в мой дом помимо стражи? Не сам он, конечно, вошел сюда – его внесла чья-то злодейская рука, но чья?
– Только не рука мужчины. Я в этом ручаюсь, великая царица, – отвечал Бокакамон.
– Так рука женщины?
– Женщины, царица.
Тиа и Нитокрис молча приблизились к ложу, на котором лежала мертвая Лаодика. Утренний свет, падавший сверху на лицо убитой косою полосой и отражавшийся бликами в широко раскрытых глазах умершей, придавал застывшему лицу ее выражение изумления, смешанного с ужасом, точно то, что она видела там, в загробном мире, внушало ей этот ужас.
Слезы текли по смуглым щекам Тиа. Нитокрис плакала, припав к плечу матери.
Вдруг Херсе перестала причитать и, несмотря на присутствие царицы, нагнулась близко к лицу умершей.
– Я вижу ее… я вижу убийцу! – с ужасом проговорила она.
– Где? Кто? – с удивлением спросил Бокакамон.
– Вон она… в глазах у нее… Смотрите! Смотрите! – говорила старая негритянка, впиваясь глазами в открытые, уже остекленелые глаза Лаодики. – Я вижу ее!
С изумлением и страхом все смотрели на старуху, полагая, что рассудок ее помешался от горя. Но Бокакамон приблизился к ложу и тоже взглянул в глаза умершей.
