Пташка с нежным щебетанием перелетала с ветки на ветку, тоскуя под серым небом Англии о цветущих лугах родной Бразилии.
Молодая обворожительная женщина стояла около клетки; прекрасные глаза ее, голубые как небо, были прикованы к миниатюрному узнику, ее мелодичный голос произносил с нежностью:
– Ты не хочешь, ленивец, петь сегодня для Анны? А ведь ты поешь лучше, чем я!
Но пташка относилась с глубоким равнодушием к увещаниям своей прекрасной госпожи и продолжала прыгать в золотой клетке, напоминая яркостью и цветом перышек изумруд и рубин.
Убедившись в бесполезности своих упреков, молодая красавица взяла со стола лютню: светло-русые ее волосы падали в беспорядке на дорогое кружево, которым был отделан ее белый пеньюар; ее нежные ручки бегали с изумительной быстротой и легкостью по струнам, и ангельское пение слилось с мелодией.
– Ты поешь вдвое лучше, чем твоя птица, Анна, – заметил граф Уилширский, сидевший в это время на бархатных подушках пурпурного цвета.
– Вы находите? – отвечала небрежно Анна Болейн. – Впрочем, это все так говорят.
Королева положила лютню на стол; прелестные глаза ее обратились к отцу; ее поза была полна небрежной, непринужденной грации.
– Ты, Анна, поешь лучше, чем кто-либо в мире! – произнес старый граф, на суровом, угрюмом лице которого честолюбие, зависть и подозрительность давно оставили неизгладимый след.
– Я сама это знаю, но это не мешает мне скучать довольно часто, – сказала королева. – И, вообще говоря, вы же не любите музыку! – добавила она с лукавой улыбкой.
– Что за беда! У тебя великолепный голос! – возразил граф с досадой.
– Не сердись, отец, – сказала Анна Болейн.
– Я вовсе не сержусь! Послушать тебя, так я действительно нетерпим.
Королева взяла со стола лютню и исполнила трудный и блестящий пассаж; но музыка, по-видимому, не доставляла ей удовольствия.
– Вы не сказали мне ни словечка о матери! Как она себя чувствует? – спросила она равнодушно, обернувшись к отцу.
– Не знаю, – проворчал с неудовольствием граф. – Вам хорошо известно, что у матери вашей нестерпимый характер, и мы по целым дням не говорим друг с другом.
Анна скрыла улыбку, закусив алые, хорошенькие губки; она встала с дивана и положила лютню на прежнее место, подумав, что и отец и мать одинаково вздорны и капризны…
– Вы сегодня расстроены и чем-то недовольны! – заметила она совершенно спокойно.
– Да, – сказал граф Уилширский, – и ты отлично знаешь, чем вызвано такое настроение!
