- Там я слышал все битком набито, местов свободных нету, попасть трудно. А школа, что и говорить, хорошая…
Иногда Семка досиживал за разговорами до позднего вечера и возвращался домой в полную темноту. Дарья, а главное - бабка Устинья с бранью накидывались на мальчика.
- Где шатался, где валандался, шалопай, бездельник, а завтра глаз не продерешь, не добудишься.
- Я всегда вовремя встаю,- оправдывался Семка,- зачем зря говорить.
- Ах, да ты еще грубиянить, ах ты щенок нахальный, ах ты…
Бабка Устинья в особенности сильно невзлюбила Семку. Устинья была старуха сварливая, подозрительная, суеверная, в домовых, чертей верила, ворожбою занималась, заговоры знала, нашептывания всякие, с уголька вспрыскивала, по картам гадала.
Иной раз забегали к ней тайком девушки «судьбу узнать» или болезнь заговорить, либо зелья попросить приворотного.
Если Семка случался в то время на дворе, он осыпал девушек насмешками.
- И не стыдно вам в ерунду всякую верить, старухам еще простительно, а вы девки молодые, слушать даже противно. Эх вы!
- Да уйдешь ты, поганый мальчишка,- шипела старуха.
- А вот я бабушка про тебя в совете расскажу,- подзадоривал Семка.
Старуха не на шутку трусила. .
- А ну тебя совсем. Идите, идите отсюда,- кричала она девушкам,- ничего я не знаю.
- Что, бабушка, где у тебя домовой - под крышей аль под кроватью в сундуке?- издевался Семка.
Старуха плевалась и уходила, а потом наедине жаловалась Еремею:
- Да приструнь ты его хорошенько, сынок, совсем избаловался мальчишка, с шантрапой всякой водится, нахальничает, по ночам нивесть где шляется.
- А работник он все-таки хороший,- говорил Еремей,- жаловаться не могу.
- Все до поры до времени, чует мое сердце, натворит чего-нибудь мальчишка.
И долго ворчала старуха одна в своей каморке. Дарья ей поддакивала, Еремей поглаживал бороду, а Семка работал, как вол.
- Семен, - сказал как-то после обеда Еремей,- дорогу в Боброво знаешь?
- Это за лесом что ли?
- Ну да, она самая. Сходи-ка ты туда. Там Кузьму Петухова спросишь, он обещал у меня баранов посмотреть, скажи, чтобы-скорей приходил, а то я на ярмарку отвезу. Да скорей вернись! Нам еще снопы довезти надо, последние.
- Ладно,- сказал Семка.
Он быстро вышел из хуторка, спустился к реке и пошел берегом. Стоял прозрачный, как стекло, августовский день. Паутины летали по воздуху, точно белые кисейки. Деревья там и сям уже сильно желтели, пахло грибом и увядающей зеленью.
Боброво находилось в верстах семи от хуторка. На лугу у реки паслось стадо. Коровы красивыми рыжими и пестрыми пятнами разбросались на пожелтевшей уже траве. Среди них Семка еще издали узнал Любимку. Корова стояла отдельно от стада на пригорке и неторопливо жевала жвачку. Золотые лучи солнца пронизывали ветки и корова в этом вечернем уже освещении казалась совсем красной.
