Увидав молчаливо сидящего на скамье Смельского, он вздрогнул и остановился, но вслед за тем засмеялся и быстро подошел к нему.
– Что? Мечтаешь? – пошутил Шилов.
– Чудный вечер! – сказал Смельский.
– Да! Даже, можно сказать, редкий в нашем климате… Ты провожал Анну Николаевну?
– Да. А ты почему это знаешь?
– Догадываюсь.
– Нетрудно, впрочем, догадаться.
Оба замолчали.
Шилов закурил папиросу и сел на скамью.
Вечер тут, в глуши парка, был действительно чудный.
Золотые лучи заходящего солнца прорывались сквозь густую листву и пятнами дрожали на песке аллеи от малейшего дуновения ветерка.
Верхушки деревьев шептали. Смельский, недавно полный грез о будущем и совершенно забывший обо всем настоящем, вдруг вернулся к действительности.
– Послушай! – обратился он к Шилову. – Ты знаешь, что я сегодня был у Краева и у следователя.
– Да, ты говорил…
– Он недоумевает… Следователь удивляется, почему на месте, где произошло нападение на тебя, нет следов.
– А бог с ним! Я не знаю, каких ему еще надо, – беспечно ответил Шилов, – если их мало оказалось на земле, то вполне достаточно на моем теле! Он глуп, этот твой следователь!..
Смельский посмотрел на Шилова и пожал плечами.
– Это правда, – согласился он, – но все-таки и на земле должны же были быть какие-нибудь знаки, ну хоть какие-нибудь…
– Друг мой! – с полусерьезной миной сказал Шилов. – Если бы они должны были быть, они, верно, и были, но так как их не видно, то их и нет.
– Ты говоришь, это там, за поворотом?
– Да. А что? Не хочешь ли ты сделать осмотр местности?…
Смельский почувствовал опять что-то враждебное к своему собеседнику, в особенности за этот насмешливый тон его.
– Нет, – сказал он, – по моей части больше обозрение преступной души. Это моя прямая специальность!
Смельский сказал это с особенным ударением, но вовсе не ожидал того эффекта, какой произведут эти его слова на Шилова.
Лицо его побледнело, глаза вспыхнули и погасли.
Он встал и, стараясь придать своему голосу и жестам возможно более развязности, сказал:
– Ну, исследователь преступных душ… Я, брат, пойду немного дальше, а ты, верно, домой?… До свидания! – и он пошел по аллее.
Смельский долго и задумчиво глядел ему вслед.
Новые мысли охватили его. Эта быстрая перемена в лице, с трудом замаскированная развязностью, заставила его впервые серьезно задуматься.
Это уже было не предположение, а нечто фактическое.
В связи с отсутствием следов той картины борьбы, которую Шилов нарисовал следователю, это было уже что-то серьезно наводящее на размышления.
