Что бы это могло значить?
Не хуже ли Краевой, не потому ли она не вышла к поезду, как обещала?
Нет, совсем другое задержало Анну, потому что, приехав на виллу, Смельский не застал Шилова.
Он вышел из дому, как ему сказали, за полчаса до его приезда.
– А граф? – спросил Смельский у лакея.
– Они пошли на охоту.
Смельский переоделся и принялся ходить из угла в угол по отведенной ему комнате.
Он теперь забыл уже даже и про то обстоятельство, что Анна, вопреки своему обещанию, не вышла его встретить; он весь был поглощен соображениями насчет дела, которое он решил взять на себя.
Профессиональный оратор-защитник проснулся в нем во всей своей силе, как просыпается талант и творческая сила артиста, невзирая ни на какие житейские обстоятельства. Он чувствовал потребность спасти этого человека, печальная угнетенная фигура которого так и стояла перед его глазами.
Но по мере того как возрастала эта потребность, какое-то новое чувство просыпалось в нем к Шилову.
Шилов в эту минуту напоминал ему прокурора, которого всегда ненавидит в минуту обмена доводами защитник.
Ему хотелось разбить его, но он вдруг вспомнил, что это – Шилов, что это товарищ его, почти друг, что разбить его – значит возвести на него страшнейшее из преступлений – ложный оговор.
Да и не может этого быть, не может быть, чтобы Шилов рассказал не то, что с ним произошло на самом деле…
А если это так?
И вдруг в воображении молодого адвоката мелькнул целый ряд картин возможных подтасовок этого факта.
Положим, все они были слишком далеки от «возможного» и от той правды, которую хранил Шилов, но уже было сомнение, уже было желание идти в сторону с прямой дороги следствия.
Отчего это?
Около дверей его комнаты раздались два знакомых ему голоса. Один принадлежал Анне, другой Шилову.
Смельский даже вздрогнул, услыша их рядом.
Неужели они познакомились?! Но как? Когда? Где?
Он быстро распахнул дверь в коридор и увидел приближающихся Анну и Шилова.
На лице Анны блестела улыбка, такая, какая всегда озаряет лицо женщины при знакомстве с интересным мужчиной.
Смельский, стоя на пороге, ожидал их приближения. Вид его выражал крайнее недоумение.
Но, в сущности, ни недоумевать, ни удивляться тут было нечему.
Все произошло по законам человеческой природы.
Шилов, весь этот день обреченный на бездействие, вплоть до самого вечера, когда ему предстояло отправиться на ревизию полевых работ, вышел прогуляться, направляясь к дачной местности.
Это была первая прогулка после болезни.
