«Жизнь идет по своим законам, а не по нашим»
«Каков мир, для Всевышнего совершенно безразлично. Бог не проявляется в мире».
Людвиг Витгенштейн
Чехов верил в науку и социальный прогресс, однако понимал: при самом стремительном научно-техническом и социальном прогрессе общество, не имеющее духовной опоры, благополучным не будет. Отсутствие общей идеи губительным образом скажется не только на мировоззрении людей, но и на их повседневной жизни.
Антон Павлович не любил политики, но в общественную жизнь включался довольно активно (вспомним хотя бы его поездку в каторжный край, на далекий Сахалин, его благотворительную деятельность и участие в различного рода подписных кампаниях). Показной энтузиазм либеральных прогрессистов-общественников, однако, писателя возмущал: «Обедать, пить шампанское, галдеть, говорить речи на тему о народном самосознании, о народной совести, свободе и т. п. в то время, когда кругом стола снуют рабы во фраках, те же крепостные, и на улице, на морозе ждут кучера, – это значит лгать святому духу». Поскольку наличие святого духа либералы не признавали, никто не мешал им лгать и лицемерить. Хотя не только им, конечно.
Слова Ивана Карамазова «Если Бога нет, то все позволено» не стоит понимать буквально. На то и существует государство, чтобы не позволять никому нарушать закон и порядок. Смысл карамазовских слов сводится, думаю, к тому, что нет и никому не нужны в безбожном мире нравственные ограничения. Для поддержания порядка хватит, мол, власти закона и стоящего за ним аппарата насилия. Для просвещенных обывателей это означало: нельзя нарушать закон, а все остальное можно. Лгать (только, по возможности, не государству), лицемерить и хамить тем, кто слабее, вполне допустимо.
Представители высших классов преуспели во лжи, лицемерии и откровенном хамстве больше других. Почему так? Да потому, что низшие классы (хотя и там негодяев хватало) в массе своей все еще придерживались старых традиций, христианских и общинных, тогда как образованная публика от всех этих традиций довольно скоро отказалась, поспешая за прогрессом и веря в способность науки решать абсолютно все проблемы, включая нравственные. Разумеется, хамство и раболепие процветали и прежде, но раньше они являли собой как бы побочный продукт закрепленного в законе и украшенного блеском аристократии пушкинских времен неравенства сословий. Теперь же, в век прогресса, образованные люди, особенно либеральных взглядов, должны были бы, казалось, научиться уважать окружающих. Но, видимо, чувствовать себя хозяином раболепствующих слуг, исполняющих каждую вашу прихоть, очень даже приятно, а отказываться от удовольствия эти люди не привыкли. Да и не нужно им это было, поскольку их хамство защищал образовательный ценз или капитал. Правда, чтобы казаться людьми либеральных взглядов, приходилось лицемерить. Но так ли уж это трудно?
