Впрочем, неожиданное возвращение художника в лоно церкви – явление не столь уж редкое в декадентской среде. Как не ошибиться в дороге, если нет компаса и не знаешь, куда идти? Можно, конечно, совсем отказаться от серьезного отношения к реальности и от поисков сущности бытия, превратить свое творчество (и свою жизнь) в забавную игру. Многие так и сделали. Но не сразу, а лишь после того, как совсем запутались в своих поисках. А сначала они все-таки пытались искать.
Абсолютная идея, скрываемая «вселенской аналогией символов», с точки зрения художника, должна была быть либо этической, либо эстетической. А потому вопрос о том, что важнее – красота или нравственность, был для символистов, вероятно, важнейшим.
На чем все же основывается наша мораль? Этот вопрос давно уже навяз на зубах. В какой-то момент жизни его задает себе каждый человек, но никто не знает общего для всех ответа. Искренне верующие люди оправдание этики находят в божественной основе миропорядка. Для агностиков и атеистов, коих совсем немало, такое обоснование, конечно, кажется неприемлемым. Думаю, что как верующие в Бога, так и неверующие могли бы согласиться с кантовским обоснованием нравственного долга: «Поступай так, чтобы максима твоего поведения могла бы стать всеобщим законом… Всегда относись к человечеству (и в своем лице, и в лице всякого другого) как к цели и никогда только как к средству». По всей вероятности, этот постулат верен, но кто в практической жизни будет оценивать каждый свой шаг с точки зрения его соответствия всеобщему закону? Кто в момент искушения откажется от соблазна лишь потому, что этого требует логика разумного поведения?
Один из основоположников так называемой «философии жизни» Анри Бергсон был, думается, прав, утверждая, что лишь немногие руководствуются «размышлением относительно предпочитаемого пути». Подавляющее же большинство людей следуют по путям, проложенным обществом, и делают это настолько естественно, что своей зависимости от общества даже не замечают. Зачем формулировать максиму, рассуждать по поводу возможных последствий, если гораздо проще привычно подчиниться уже выработанным обществом правилам. А если кто-то все же спросит, почему ему надо действовать так, а не иначе, то, скорее всего, получит ответ: «Надо, потому что надо». И самое любопытное, что такой ответ, в принципе, верен. Каждое отдельное правило, устанавливаемое обществом, конечно, может быть обосновано логически, но ведь речь в данном случае идет не о том или другом конкретном правиле, а о принципиальной необходимости подчиняться общественным требованиям. А эту подчиненность рационально объяснить невозможно, как нельзя объяснить солдату, почему он должен слепо выполнять все приказы начальников, рискуя при этом своей, а не их жизнью.
