и
растиньяки. У новых героев уже совсем не те цели, что у предшествующего поколения, а главное – они готовы добиваться этих целей любыми средствами. И Стендаль, и Бальзак не приемлют ценностей рвущихся к богатству и власти авантюристов. Стендаль сочувствует своим героям, но лишь в той мере, в какой герои эти сохраняют верность традициям романтических времен. Бальзаку его герои интересны, но не симпатичны, и он старается от них дистанцироваться. Но, отстраняясь от героя, писатель вынужден дистанцироваться и от всего того, что его окружает.
Гюстав Флобер (который, кстати, тоже относил себя к поколению романтиков) открыто декларировал обязанность писателя ради максимальной объективности всегда оставаться в стороне от создаваемых им образов: «Один из моих принципов – не вкладывать в произведение своего “я”». Декларировать этот принцип, как выяснилось, гораздо легче, чем постоянно придерживаться его в своем творчестве. Не забудем, что тот же Флобер заявлял: «Мадам Бовари – это я».
Будучи не всегда последовательным в равноудаленности от своих героев, Флобер, тем не менее, стремился строго следовать жизненной правде характеров и обстоятельств, маскируя свои симпатии и антипатии по отношению к персонажам точным и детальным описанием всего происходящего, объясняя поведение героев их психологией и физиологией. Автору «Мадам Бовари» и «Воспитания чувств» это блестяще удавалось. В свое время была весьма популярной карикатура Лемо, на которой Флобер изображен в образе хирурга, внимательно рассматривающего наколотое на острие скальпеля сердце Эммы Бовари. Все вроде бы анатомически точно, но точность эта не спасет нас от ощущения полной безысходности. Любовь и смерть Эммы Бовари, так же как и любовь Фредерика Моро к госпоже Арну, – это всего лишь иллюзия бунта против царящих повсюду мещанских нравов. И Эмма, и Фредерик – плоть от плоти своей среды и вырваться из нее им не под силу. Да и некуда.
Сам Флобер пытается убежать от окружающей его пошлости в историю: «Я испытываю потребность отойти от современного мира… мне в равной мере надоело как описывать его, так и смотреть на него». Он пишет «Саламбо», «Иродиаду», «Легенду о Юлиане Странноприимце» и «Искушение святого Антония». Прекрасный стиль, масса великолепно переданных деталей, характерных для описываемой эпохи, но холодно. Хотя в этих произведениях и ощущается налет романтизма, от которого Флобер так и не избавился. Любопытно, что он работал над «Иродиадой» тогда же, когда писал свою «Саломею» основоположник символизма во французской живописи Гюстав Моро (чуть позже этот сюжет станет модным у декадентов). В самом конце жизни Флобер вновь возвращается в современность, чтобы рассказать нам о трех простодушных и милых людях – о старой служанке Фелисите («Простая душа») и двух чудаках, свято веривших в науку и технический прогресс (незаконченная повесть «Бувар и Пекюше»). Последняя повесть слабее всего, что написано Флобером, да и незаконченной она осталась неслучайно (хотя писалась почти десять лет) – писатель в конце жизни в благотворную роль науки уже не верил.
