Очерки истории европейской культуры нового времени | страница 111



Я неслучайно обращал внимание на особенности Малороссии, где родился и вырос Гоголь, на то, что она в ту пору во многом была не похожа на Россию. В том числе и своим крестьянско-казацким бытом. Только-только устанавливалось там крепостное право, а в России существовало оно уже много столетий. И вот что важно: в Малороссии сельские порядки устанавливала подворная громада, а в России – передельная община. В хозяйственном отношении русская община с ее бесконечными уравнительными переделами была, наверняка, менее эффективна, чем украинская громада, но зато в этой общине веками сохранялись нравственные нормы, которые как раз и определяли специфику всей русской жизни. Громаду Гоголь знал хорошо, общину же не знал совсем. На почтовых трактах и в беседах с помещиками, чиновниками, купцами и попами ее не узнаешь. А между тем, именно крестьянские общины тогда еще полусвободных крестьян в главе со священниками в XVI столетии расходились из центральных областей

Московского царства на восток, на север и на юг, чтобы заселять и осваивать все новые и новые земли, которые должны были стать частью единой Святой Руси. Так и разрослась Россия. Не зная ценностей русской крестьянской общины, бессмысленно было искать рецепты русского возрождения. А Гоголь имел об этих ценностях весьма смутное представление.

Хотя автор «Выбранных мест», говоря о споре славянофилов и западников, писал, что «правды больше на стороне славянистов и восточников», позиции сторон в этом споре ему были не очень-то понятны. С западниками все ясно – Гоголь в конце жизни от них решительно отталкивался. Однако не вник он, судя по всему, и в сущность учения своих друзей – славянофилов. Лишь незнанием идеологии славянофильства можно объяснить тот факт, что Гоголь в своей книге, по сути, нигде не касается темы, которая была главной у Ивана Киреевского и Константина Аксакова и которая, казалось бы, должна быть близка писателю. Вспомним, что пишет Иван Киреевский о русской общине: «Рассматривая общественное устройство прежней России, мы находим многие отличия от Запада, и, во-первых, образование общества в маленькие так называемые миры. Частная, личная самобытность, основа западного развития, была у нас так же мало известна, как и самовластие общественное. Человек принадлежал миру, мир ему. Поземельная собственность, источник личных прав на Западе (и, кстати, в Малороссии. – В. М.), была у нас принадлежностью общества… Бесчисленное множество этих маленьких миров, составлявших Россию, было все покрыто сетью церквей, монастырей, жилищ уединенных отшельников, откуда постоянно распространялись повсюду одинаковые понятия об отношениях общественных и частных». Поскольку это порядок формировался, начиная с самых низов, самим народом, а не волей царя-самодержца, многие славянофилы отрицали тогдашнее государственное устройство России и, уж конечно, требовали скорейшей отмены крепостного права и наделения крестьян землей.