В книге есть предельно наивные советы женщинам «в свете» и в домашнем быту, есть рекомендации помогать прежде всего тем бедным, у кого «случилось несчастье внезапное». Есть там и много другого, совсем неважного. Но отбросим в сторону все, что со всей очевидностью никакого отношения к выбору исторического пути России не имеет. И тогда у нас останется лишь многократно упомянутая нами уваровская триада: самодержавие, православие, народность. Нет, явно не глупо поступил николаевский министр образования, особо выделив эти три специфические черты русской жизни. Слишком многое ими в России определялось и определяется. Посмотрим, как относился к этой триаде Николай Васильевич Гоголь.
Православная церковь , по мнению Гоголя, «снесена прямо с неба для русского народа». Это именно та церковь, «которая одна в силах разрешить все узлы недоумения и вопросы наши, которая может произвести неслыханное чудо в виду всей Европы, заставив у нас всякое сословие, званье и должность войти в их законные границы и пределы и, не изменив ничего в государстве, дать силу России изумить весь мир согласной стройностью того же самого организма, которым она доселе пугала». Вот так. Ничего в государственном устройстве России менять не нужно, все само собой устроится. Чиновники перестанут воровать, помещики бездельничать, проматывать свое имущество и издеваться над крестьянами, крепостные рабы почувствуют себя счастливыми, и все дружно будут трудиться во благо России на удивленье всему остальному миру. Нужно только одно – ввести православную церковь в нашу жизнь!
Но как это сделать? Вовсе не нужно священникам, считает Гоголь, теснее сближаться с народом, помогать советом при решении их повседневных проблем, входить в их дела семейные, как то делают «римско-католические попы» (от себя добавлю – и протестантские священники, и раввины у иудеев). Это, по мнению Гоголя, даже хорошо, «что духовенство наше находится в некотором отдалении от нас». «У духовенства нашего, – пишет он, – два законных поприща, на которых они с нами встречаются: исповедь и проповедь». Священнику нужно лишь говорить от сердца, «с какого-то возвышенного места», и быть при этом в своей «прекрасной и величественной одежде». Впрочем, особенно много ему и говорить-то не надо. Православный проповедник «должен выступать так перед народом, чтобы уже от одного его смиренного вида, потухнувших очей и тихого, потрясающего голоса, исходящего от души, в которой умерли все желания мира, все бы подвигнулось еще прежде, чем он объяснил бы самое дело, и в один голос заговорило бы к нему: “Не произноси слов, слышим и без них святую правду твоей церкви!”». Что и говорить, сценографом Гоголь был куда более талантливым, чем устроителем реальной жизни.
