У Валовой зазвонил телефон, и она выскочила в коридор.
И я тут же произнес тихо-тихо:
– Ирма, вы изумительно поете, изумительно.
Откуда я взял это слово «изумительно»?
Она покраснела.
– Простите, но я очень хочу вас видеть, – сказал я совершенно спокойно, безо всякой этой дрожи в голосе, как о деле решенном. И зачем-то еще раз добавил. – Простите.
Я в лирических отношениях не сказать, чтобы очень смелый и прыткий. Но тут было абсолютно ясно, что откладывать нельзя. Нелепо и бессмысленно.
– Прям так сразу, – ответила Ирма.
Не спросила, а вот именно – ответила.
Я видел ее сквозь студийное стекло.
Она слышала меня через наушники.
Я видел, что она снова краснеет.
Тут влетела Валовая и заорала, что удалось вставить Ирму в какой-то концерт, который покажут аж по Первому каналу.
Ирма улыбнулась.
Валовая, конечно, решила, что улыбнулась она ее предложению.
А я решил, что моему.
В дверь постучали.
Я испугался. Я понял, что не предупредил ни Ирму, ни Валовую, что если вдруг придут из дирекции театра, они ни в коем случае не должны говорить, зачем пришли…
Но это была моя сумасшедшая Ирка.
Она шутливо пригрозила мне пальцем и исчезла.
И я понял, что совсем забыл про свою костюмершу.
Как-то мгновенно забыл, но, кажется, насовсем.
_______________________________________________
Я подумал: а что если я и родился-то только для того, чтобы стать трупом, и у меня и вправду ничего больше в жизни не случится?
А что еще и может-то произойти в жизни человека, который уже стал трупом?
Что может быть круче?
_______________________________________________
Елена Александровна умудрялась переодеваться, продолжая щебетать:
– Какое странное существо – человек, правда, Сережа? – Елена Александровна убегала в свою комнату и через минуту появлялась с какой-нибудь новой деталью одежды или с новым украшением. – Человек, например, мужчина, может любить лягушку, которую, в сущности, и любить-то не за что, вы уж не обижайтесь. А человека, которого всегда найдется за что пригреть, – может не любить. Забавно, не так ли?
Мне было совершенно все равно, что она говорит.
Я понимал, что сейчас мы останемся с Иркой вдвоем, и я ее поцелую.
О том, что может последовать за этим, я старался не думать. Об этом очень стремно было думать. Невозможно просто.
Наконец, Елена Александровна сообщила с радостной улыбкой:
– Все, дети, не скучайте. Я упорхнула. У нас сегодня девичник.
Я все ждал, что Иркина мама скажет какую-нибудь пошлость вроде: «Дети, не шалите», или: «Сережа, не обижай Иру».
