И тут – здрасьте…
И все вокруг становится несущественным.
Как это происходит? Почему?
Разве это важно?
Не уберечься. Не удрать. Не спрятаться за всеми в мире рефлексиями.
Открылась дверь и возникла Ирма.
Она не оценивала ничего, не протягивала руку.
Она возникла, и сразу захотелось ее защищать.
Как это происходит? Почему?
Разве это важно?
Не уберечься. Не удрать. Не спрятаться за всеми в мире рефлексиями.
С Ольгой, по-моему, было так же.
Или нет?
Не помню. Да и при чем тут Ольга?
– Это Ирма, – сказала Инесса.
Ирма не протянула руку, а просто поклонилась. Было в этом что-то старинное и замечательное.
Инесса улыбнулась:
– Ну, что смущаешься, звезда? Это Сергей. Звукорежиссер.
– Сергей, – сказал я и рассмеялся.
Ирма улыбнулась.
Она была смущена.
Бог мой! Она была смущена! Вы много видели сегодня женщин, которые смущаются?
Потом она запела. Мы просто настраивались. И техника настраивалась, и мы, люди.
Я не могу сказать, что Ирма пела гениально. Или даже хорошо. Это все не те слова, не те эпитеты.
Она пела так, как не поет никто.
Она пела романсы, с одной стороны, очень современно, с другой – совершено не пошло.
Она пела музыку. Она пела стихи. Она пела так, что я понимал: эти песни имеют ко мне отношение. Они для меня и про меня. Вот что важно.
Нелепо не использовать такую студию для собственного обогащения. И певицы сюда разные приходили записываться. Всякие бывали. Помоложе и постарше. Кокетливые и строгие. Наглые и стеснительные. Скромницы, не понимающие, сколь они красивы, и наглые уродины, уверенные в собственной неотразимости. С мощными, почти оперными, голосами и мяукающие, словно озабоченные кошки. Всякие, разные. Мне все равно. Я за качество их пения не ответчик.
Но было у них одно, общее: их песни не имели ко мне никакого отношения. Как и почти вся современная музыка, они пролетали мимо меня, словно первый снег: таяли, не оставляя никаких следов.
Как женщин я их не воспринимал. Не знаю почему. Но никогда. Даже намека не было. Даже предчувствия.
И тут вот…
Когда она представилась, я подумал: «Умный человек не может взять себе псевдоним Ирма Стук».
Когда она спела первую песню, я обалдел.
Когда вторую – я понял, что мне ужасно мешает ее директриса.
Когда третью – стало абсолютно очевидно, что мне плевать и на Инессу Валовую, и на то, какой псевдоним взяла себе женщина, которая столь изумительно поет… Просто я непременно должен ее видеть. Непременно и обязательно.
И тут же мне стало казаться, что Ирма не просто так смотрит на меня, а с интересом. И что когда она говорит что-нибудь самое незначительное, то краснеет, и это, разумеется, не случайно.
