И я начал бубнить, не дожидаясь ответа Витальевича:
Любовью дорожить умейте,
С годами – дорожить вдвойне.
Любовь – не вздохи на скамейке,
И не прогулки при луне…
– У-у-у-у! – загудел класс.
– Молчать! – заорал Семен Витальевич.
Но когда вместе – тогда не страшно.
И класс продолжал свое:
– У-у-у-у-у.
Я продолжал бубнить:
Все будет: слякоть и пороша.
Ведь вместе надо жизнь прожить.
Любовь с хорошей песней схожа.
А песню нелегко сложить.
Никогда… Я это знаю железно: никогда класс не встанет на сторону учителя в споре с учеником.
На это и был расчет.
– Фигня какая-то… – крикнул кто-то.
– Первый стих круче был!
И – понеслось:
– Этот Щепочкин в юности лучше писал!
– Щипачихин!
– Щипачев.
Витальевич, конечно, пытался перекричать класс, но это – невозможное дело. Если класс орет хором, его перекричать нельзя. Можно только дождаться, когда он успокоится сам.
Когда все стихло, я сказал:
– Семен Витальевич, вы просили меня выучить стихотворение Степана Щипачева. Я выучил два. Какие ко мне претензии?
– Первое стихотворение не принадлежит перу великого советского поэта Степана Петровича Щипачева, – как-то чересчур жестко сказал Семен Витальевич.
Голливудский герой немедленно умер во мне, и ему на смену пришел разгильдяй из какой-нибудь современной российской киночернухи:
– И чё? Ну, не принадлежит. Оно моему, как вы выразились, перу принадлежит. И чё?
– Вы, Петров, считаете возможным писать стихи?
Возмущение педагога по литературе тем фактом, что его ученик пишет стихи, было неподдельным.
– И чё? – Продолжал я выпендриваться. – Могу еще прочесть?
– Не надо! – приказал Витальевич.
– Давай! – заорал класс.
Понятно, что на уроке все готовы ничего не делать, лишь бы ничего не делать.
– В демократическом государстве мнение народа надо уважать, – пытаясь оставаться серьезным, сообщил я, и начал:
Если бы я тебя не любил —
Я бы сразу тебя обнял.
– Прекратите немедленно! – заорал Семен Витальевич. – Вы мне урок срываете вторично! Я вызову в школу ваших родителей!
– Пусть читает! – крикнул кто-то.
Все захлопали.
На самом деле учителя отлично понимают, что могут победить любого ученика. Но по отдельности. Когда класс становится монолитом, они справиться с нами не в состоянии.
Семен Витальевич подошел к окну – любимое место учителя, когда он не знает, что делать.
Я начал по новой:
Если бы я тебя не любил —
Я бы сразу тебя обнял.
Я бы тебе про закат твердил.
И хвостом пред тобой вилял.
Я распрямился бы выше крыш,
Я рокотал бы, как водопад.
