Сказки Шапкая | страница 11



— Это тоже ещё не беда, пустую, засохшую к лежащим добавить надо. Тяжело вот что было считать: сколько мужчин и женщин на свете.

— Интересно, кого же больше? — спросил Чаячи и даже наклонился к Чаблаку.

— Если тебя, Чаячи, прибавить к женщинам, то получается на одну женщину больше. А если к мужчинам — тогда больше на одного мужчину. А я затрудняюсь: кем тебя, Чаячи, считать?

— Как это — затрудняешься? — закричал Чаячи.

— Так-то я знаю, — сказал Чаблак, — мужчина ты, но делаешь всё так, как жена скажет. К женщинам тебя прибавить надо.

— Нет, нет, — возразил Чаячи, — мало ли что она говорит, я по-своему сделаю. Возьму да и никому не сниму голову. Изберём тут паштыка — и всё дело.

— Тогда я тебя к мужчинам прибавлю… — сказал Чаблак.

— Ну, давайте, паштыка выбирать, — посмотрел на птиц Чаячи. — Кого изберём, Журавля, что ли?

— Разве в паштыки вора Журавля выбирать можно? — закричал Кулик. — Он на пашне у людей ячмень глотает.

— Нет, — сказал Чаблак, — Журавль не годится. На сборщика налогов походит. Лучше Кытлык-куша — Павлина изберём.

— Кытлык-куша! — закричали и засвистели все птицы. — Кытлык-куша! Пусть нами правит.

И стали по перышку у себя из крыльев брать и отдавать Павлину. Оттого у Павлина теперь и хвост такой красивый, всеми цветами переливается.

А Чаблака с тех пор спасителем птиц считают. Поэтому охотники в него и не стреляют никогда.

Зайчик

Жил на свете трусливый Зайчик.

Однажды перёд утром Зайчик долго петлял на первом снегу, запутывая свои ночные следы. Потом он сделал большой прыжок и спрятался у лежащей на земле берёзы. Притаился так, что самый зоркий глаз его не мог заметить, ни одна собака не могла учуять.

Лёг Зайчик и тотчас задремал.

Вдруг совсем рядом кто-то начал стучать:

— Тук-тук, тук-тук, тук-тук…

Встревожился Зайчик.

— Наверное, это какой-нибудь хищник свой клюв точит.

Хотя и живой Зайчик, а кажется ему, что он уже от страха умер…

Потом всё стихло. Еле-еле успокоился Зайчик. Но только хотел он закрыть свои косые глаза, услышал: невдалеке люди идут. Двое. Сапоги у них с длинными голенищами, скрипят. Подсумки для добычи большие, по ногам хлопают. Ружья двухствольные, стволы на солнце блестят. Идут они, о заячьем мясе громко разговаривают…

Вот мимо они прошли, кругом опять спокойно стало.

Не прошло времени глазом девять раз моргнуть — собака залаяла. Старая собака, короткохвостая, ослепла совсем — дятла за рябчика приняла, обозналась.

Дятел разноцветными крыльями взмахнул, на другое дерево полетел. А Зайцу, хоть он и живой был, опять померещилось от страха, что он умер.