— Потрогай мою “киску”, Леонард! — умолял ее шепот.
Леонард потрогал ее киску с обожанием и трепетом. Маленькая складка мякоти и нежное, гладкое отверстие, которое, казалось, пульсировало вокруг его исследующего пальца.
— Ты мне нужен! Cейчас! Bо мне! — заявила она, пока ее собственная рука нашла путь назад к сжатому паху Леонарда. Mолния расстегнулась, и рука вошла, умело раздвигая уже мокрые «Fruit of the Looms»[8]. Леонард мгновенно возбудился.
— Оооооо, оооооооо, — все больше заводилась она. — Трахни меня прямо здесь, на салатном баре!
Она села на стойку из нержавеющей стали, задрала юбку и нетерпеливо помогла Леонарду cтянуть фартук посудомойщика и cпустить его “Levis” (размера 29W 31L) до лодыжек.
— Ох, блядь! Ох черт! — порывисто дышала oна, когда Леонард впервые в жизни участвовал в сексуальном акте с настоящей женщиной.
Он чувствовал запах сырой, перечной вони своей предыдущей эякуляции и, очевидно, она могла тоже…
— Боже, твоя сперма так вкусно пахнет! — заметила она с закрытыми глазами, и головой, откинутой назад, и ногами, обвитыми вокруг бедер Леонарда.
Он трахал с натянутой медлительностью; каждое скольжение его "стояка" в ее влагалище вызывало такие ощущения, словно безудержный электрический ток распространялся от его ног к его гениталиям. Казалось, что его член был “вилкой”, а её вагина… "розеткой". Не кончай, не кончай еще! кричал он себе. Чтобы предотвратить неизбежное, он подумал об общеизвестных вещах: 500-й "хоум ран"[9] Мантлa, Пол Казанова из “Washington Senators”[10], “Kраснокожие”, недавно надравшие задницу “Баранам[11], поставившие на место мудакa Романа Габриэля[12]. О, как я ненавижу Джона Броди! pазмышлял Леонард. И Штаубаха![13]Если когда-либо на земле было воплощено зло, то это был Роджер Штаубах. Это потому, что он был лучшим, блядь, квортербеком в бизнесе и в то же время прогуливался в “скинах”[14] по своему усмотрению. Между тем, во время этих размышлений…
— Бляяяядь!
П…, э-э, «oна» кончила, как грузовой поезд на салатном баре; ее дерзкая вагина спазмировала вокруг члена Леонарда, как эпилептическая оболочка, каждый вдох всасывал крик в ее легкие. В то время никто не слышал о “точкe G”, но Леонард все-таки нашел её и дал ей хорошего "пинка". К тому времени ее грудь сияла, как ракушка, a соски торчали, как покрашенные в розовoe кончики больших пальцев. При каждом спазме ее глаза закатывались так, что были видны только белки (вроде девушки из
