…Тогда по глупости мы были уверены, что Шустер обезумел от ревности, и это создало вокруг меня романтический ореол femme-fatale. Гораздо позже я поняла, что именно Митю и ненавидел Саля: и за то, что одного Митиного слова было достаточно, чтобы Салю освободили из заточения в уборной, и за то, что Митя пренебрег девчонкой, в которую Саля влюбился, и за все его поруганные чувства. Воспитатель и двое ребят отвели Шустера в директорский кабинет, где Ким Петрович два часа пытался выудить из него причины «этого дикого поступка». Но Саля будто воды в рот набрал. Потом допрашивали меня и Кашкина с компанией, а вечером собрали лагерь на экстренную линейку.
— Все вы знаете, что произошло сегодня, — замогильным голосом сказал Ким Петрович. — Шустер зверски избил своего товарища. Срам и позор для лагеря… и Шустер из лагеря исключен. И мы будем ходатайствовать перед школой об исключении его из пионеров. А теперь я вам вот что скажу, — и голос директора странно дрогнул. — Будь я на Салином месте, — я поступил бы так же… только не с Митей.
Наутро приехал Шустер-старший, такой же тощий и сутулый. Согнувшись вошел он в палатку и покидал в чемодан Салины шмотки. К нему подбежал пионервожатый.
— Пусть Саля сперва позавтракает… и вы тоже.
Будто не слыша его слов, Шустер-старший сделал сыну знак рукой, и они молча вышли, пересекли лагерь, футбольное поле и, не оглядываясь, направились на станцию.
…Лагерь наш принадлежал Академии Наук и считался одним из лучших в Ленинграде. Это называлось «повышенного типа». Кормили, по слухам, у нас телятиной и свежими фруктами, и дети, говорят, были интеллигентные. Попадали сюда, в основном, отпрыски случайно уцелевших и новоявленных ученых. Представьте себе, каких трудов и унижений стоило Салиному отцу — переплетчику Института огнеупоров — раздобыть для сына путевку. Это и пришло мне в голову, когда я с зареванным лицом топала на некотором отдалении от Шустеров по пустой проселочной дороге. Я хотела, наверно, попросить у Сали прощения, но в двенадцать лет мои представления о стыде и чести сильно отличались от сегодняшних… И я не осмелилась подойти к ним.
Вот Шустеры поднялись на платформу, и отец поставил чемодан. Вероятно, он, наконец, заговорил; я видела, как он ожесточенно размахивал руками, а потом ударил Салю по лицу. Но тут подошел поезд и их слизнуло с платформы.
…А что же мой герой Митя? По канонам мировой литературы он был обязан безумно влюбиться в барышню, из-за которой жестоко пострадал. Им полагалось бы прожить долгую счастливую жизнь и умереть в один день в окружении безутешных внуков. На самом же деле…
