Митя вернулся из больницы через неделю с зеленоватым фингалом под глазом и по-прежнему не обращал на меня никакого внимания. Моя же любовь приняла сокрушительные размеры. Я написала еще две (оставшиеся без ответа) записки, а на прощальном костре отозвала его в сторону и промямлила, что хочу дружить с ним в Ленинграде.
Митя откусил травинку и посмотрел на меня «долгим, мерцающим взором».
— А ты где в Ленинграде живешь?
— На улице Достоевского. А что?
— Да так… а я на Кирочной. А тебе мама разрешает одной на трамвае ездить?
— Нет, — честно призналась я, — а тебе?
— И мне нет. Только во Дворец Пионеров.
Он помолчал и добавил странную по своей конструкции фразу:
— Таким образом, я полагаю, что вопрос, к сожалению, исчерпан.
…Однажды на углу Садовой и Невского я обратила внимание на новое чудо советской техники, — движущуюся газету-рекламу. Передо мной промелькнула следующая полезная информация: «Смотрите в кинотеатрах Титан, Гигант, Октябрь — 3-ю серию многосерийного художественного фильма „Война и мир“, — в которой вы сможете узнать о дальнейшей судьбе полюбившихся вам героев».
Используя эту формулу, и мне хочется сказать несколько слов о судьбе появившихся здесь героев.
Зинка Овсянникова, будучи студенткой Технологического института, разбилась насмерть при восхождении на какой-то пик. Тосик Бабанян окончил Театральный и подвизался в Ленконцерте, лечась время от времени от алкоголизма. Игорь Кашкин, по слухам, взмыл в недосягаемые партийные сферы. Саля Шустер в 1956 году получил шесть лет за протесты во время венгерских событий. Сейчас он профессор математики в Хайфе.
…Совсем недавно, после трехчасового ожидания в приемной ОВИР’а, я забежала в пирожковую «Минутка» и выстроилась в очередь. Передо мной стоял невысокий человек в поношенном пальто и в пыльном берете. Вот он повернул голову…
— Простите, — сказала я, — вы никогда не бывали в пионерском лагере Академии Наук в Комарове?
— Как же, как же, — бывал. Моя фамилия Белов… Дмитрий Сергеевич. Он улыбнулся и в уголках длинных темных глаз образовались тончайшие морщинки.
— А меня вы узнаете?
— Конечно… разумеется… вы… — тут он запнулся, не в состоянии вспомнить ни имени моего, ни фамилии. Я не стала ему помогать, да и он не проявил любопытства.
— И что же вы делаете в жизни, Дмитрий Сергеевич?
Он неопределенно пожал плечами:
— Окончил философский, в аспирантуру не попал… Вот работаю напротив, в музее атеизма.
И он показал пальцем через плечо, где в надвигающихся сумерках раскинулась прекрасная колоннада Казанского собора.
