…Я все в тебе люблю. Я счастлив, вспоминая
Твой каждый жест пустой и каждую из фраз.
Я помню год назад двенадцатого мая
Переменила ты прическу в первый раз.
И волосы твои с их золотистым цветом
Привы к считать, мой ангел, солнца светом.
Ты знаешь, если мы на солнце поглядим,
То алые кружки нам кажутся повсюду…
Так с взором пламенным расставшися твоим
Все пятна светлые я долго видеть буду
[1].
…Летом Самохина отправили на три месяца в Мурманск. Бригада адмиралтейцев должна была отремонтировать вышедший из строя ледокол. Вкалывали по тринадцать часов, благо ночи на севере белые, зарабатывали сверхурочные. Вечером пропивали их вместе с зарплатой в ресторане «Прибой» или просаживали в карты.
И только Федор — общее посмешище — не пил, не гулял. Бродил часами по ночному городу или писал Зинке длинные письма. Конечно, ни одного не отправил. Не осмелился.
К концу командировки скопилось в него порядочно денег, и решил он купить Зине подарок. Если бы Федор читал Куприна, я уверена, — послал бы ей гранатовый браслет. Но он купил у норвежских моряков высокие замшевые сапоги. В те времена такой подарок был поистине царским. Теперь Федор только и думал, каким образом его вручить. Послать из Мурманска по почте? Но она даже не вспомнит — от кого… Подождать до «ноябрьских» и отдать, повстречавшись на улице? Так не возьмет же… Он так ничего и не придумал. И пакет пылился в общежитии под кроватью, дожидаясь своего часа.
…Хотя в газетах об этом не было ни строчки, слухи о зверском преступлении на углу Марата и Стремянной уже месяц циркулировали по городу, обрастая все новыми ужасающими подробностями. И Федор Самохин узнал об этом через пять минут после того, как бросил на кровать чемодан и вышел на свою коммунальную кухню поставить чайник.
Вернулся по амнистии до срока лучший друг Орлика Санька Котков. Увидел Зинку и потерял голову. Ну и она тоже… то ли влюбилась в него, то ли просто Ленька ей наскучил. Месяц Орлик терпел, дважды толковал с другом по-хорошему и, наконец, — нервы видно сдали — избил Зинаиду. Она стояла последи комнаты с рассеченной губой и улыбалась.
— Ну, конец тебе, Орлик, — ползти за мной будешь, не вернусь.
Выслеживал он их недолго. Да они и не прятались, пренебрегали. В начале августа, поздним вечером возвращались откуда-то в трамвае к Саньке домой. У трамвая «27» на Стремянной кольцо, и во втором вагоне кроме них и кондуктора никого не было. Видно Орлик ехал в первом, а на предпоследней остановке вскочил в их вагон. Он нанес Саньке три ножевых раны. Зинка закричала, бросилась по проходу к передней двери, он за ней. То ли дверь была сломана, то ли просто открыта… Орлик толкнул ее. В спину, на рельсы, под встречный трамвай.
