Борис Федорович точно ждал услышать нечто подобное от знахаря, потому что даже бровью не повел.
— А сколько бы ты хотел получить?
— Я за большим не гонюсь! Дадут столько, чтоб избенку новую сколотить да землицы купить для огорода не больно много, вот и довольно. Я за большим, сказываю, не гонюсь. Другой, вестимо, заломил бы бог весть сколько, а я не корыстен. Какая корысть! В корысти — грех один.
— Ладно деньги получишь… Убирай кота! — сказал Годунов, быстро вставая.
Старик не тронулся с места. Кот наежился.
— Верно слово?
— Ну, довольно, колдун! Я ведь терплю-терплю да и разом конец положу! Не посмотрю на кота твоего: и его придушу, да и с тобой разделаюсь! — грозно крикнул Годунов.
Ведун понял, что дальше вести игру опасно.
— Ну, не серчай, не серчай за глупое слово!.. Котик, прыгай на печь! Иди, боярин, путь чист. Так я буду ждать денежек… — говорил знахарь, с низкими поклонами провожая Годунова.
Борис, не ответив ему, вышел.
Поутру отряд стрельцов остановился у дома Кузьмича. Как ни царапался, защищая своего господина, кот, колдуна вытащили, и скоро его тощее тело покачивалось на длинной веревке, прикрепленной к ветви неподалеку от избы росшего дерева. Разыскали стрельцы и плетенку с монетами и с веселыми возгласами поделили стариково сокровище.
— Ему, чай, теперь не нужно — давно уж он, поди, с бесами в аду пляшет! — шутили они.
Потом зажгли избу — она сгорела, как пучок соломы.
Тот же отряд стрельцов подошел и к лачуге Ивана Безземельного.
— Иван! Обманул ты меня! Разбоем, а не правым путем деньги ночью добыл! — воскликнула бледная от страха жена Безземельного.
Тот от ужаса не мог промолвить ни слова.
Какова ж была радость несчастного мужика, когда стрельцы объявили ему, что, по милости правителя, назначен он служить в царском дворце истопником.
VIII. Кончина последнего рюриковича
Средних размеров сводчатая комната была озарена светом лампад. Много их было, потому что много было икон. Комната эта звалась царской опочивальней, но скорее напоминала келью инока. Всюду на стенах образа святых в драгоценных окладах. Дрожащий свет лампад играет на усыпающих их камнях самоцветных. В углу аналой с крестом и Евангелием.
На инока похож и сам умирающий царь Феодор. Его бледное лицо измождено, глаза впали, и взгляд их, устремленный на лик Спасителя, горит лихорадочным блеском. Царь еще жив, но душа его, кажется, уже витает в сферах надзвездных — он не слышит, как рыдает, склонясь к его изголовью, красавица супруга царица Ирина.
