Я морщась отвел взгляд.
— Я не думаю, что, — и схватил Куницу за руку и тут же отпрянул назад, разжимая руку — шрамы были настоящими: и на моих руках оказалось что-то красное и тяжело пахнущее. Кровь? Её кровь. Я с ужасом и удивлением смотрел на женщину, а она продолжала криво улыбаться. — Как вы смогли идти? Подняться сюда?
— Это ерунда… Когда мне было 14 лет, Железная лапа разгромил мной один бар… кабак по-моему по-вашему… или… в общем там продавали выпивку (спиртное) и еду… Тогда было действительно больно… А это ерунда. Как и гореть заживо… Ты знаешь, сколько таких, как ты осталось в этом мире?
Я не сразу понял, о чем она говорит — а потом осознал, что речь идет о нас, о настоящих людях.
— Нет, — был вынужден признать я. — Но…
— Чуть больше ста тысяч. В вашем городе лишь около десяти тысяч. А когда-то таких, как мы, было не больше десяти тысяч… Но с каждым поколением таких, как мы, становится все больше и больше. Мы не знаем почему. Мой муж пытался найти причины…
— Кошак сказал, что он умер 75 лет назад, — нахмурился я.
— Да. Его убили люди из вашего города… Он был пацифистом, как я тебе уже говорила. Ты хоть понимаешь, что это значит?
— Он, — с трудом я вспомнил, что значит этот термин, — противодействие войне мирными способами, переговорами…
— Да. Он был из пяти наших мучеников — они шли на мирные переговоры… Моему отцу стоило больших усилий удержать нас от резни, особенно меня. То что вам позволили жить — лишь память об убеждениях моего мужа и его соратников… Но ведь ты тогда даже не родился.
Повисло молчание. Я обдумывал её слова — я никогда не смотрел на ту историю с подобной точки зрения. А что если они действительно, просто позволили нам жить. Ведь демонов намного больше, чем нас, они сильнее, могущественнее (если верить проповедникам, то почти равны богам) — почему же они тогда терпят наше присутствие в этом мире.
Это был первый перелом — я начал сомневаться в словах проповедников о защите, что дают наши храмы и охранные символы. Ведь демоны прикасались к моему медальону, который должен был их испепелить на месте. Или моя вера была уже недостаточно сильна. Или всё в чем я рос — пустое, наносное. Ложью?!
Я не хотел больше говорить об этом.
А Куница молчала, погрузившись в свою печаль.
— Почему вы против телепата? — тихо спросил я, прикоснувшись к её руке своим медальоном и произнося про себя молитву.
С ней ничего не случилось — она не обратилась в пепел. Более того, она развернула мою руку и внимательно смотрела на медальон, прикасаясь к нему израненными пальцами.
