Скорее всего такое светлое отношение к жизни и помогло ему сохранить до последнего часа любовь к людям и ясность мысли, энергию и работоспособность. Думается, оптимизм Иоффе был одновременно и мировоззрением его и защитой, броней от больших и мелких горестей, встречающихся на пути каждого.
Конечно, у Иоффе была счастливая и довольно ровная научная судьба. А, так сказать, «жизненная судьба» если в лице худших представителей рода человеческого и наносила ему удары, то хотя они больно ранили, но были, к счастью, не роковыми, не смертельными, даже не очень длительными.
В 1897 году шестнадцатилетний Иоффе покидает свой родной городок Ромны — недалеко от Миргорода — и едет в Петербург поступать в Политехнический институт.
Чтобы попасть туда, требовалось преодолеть немалые препоны и прежде всего получить на каждом из шести экзаменов наивысший балл. Первые четыре экзамена прошли вполне успешно. Остались геометрия и тригонометрия, в которых Иоффе по праву чувствовал себя совершенно уверенно.
…Шел уже третий час экзамена по тригонометрии. Иоффе исписал все стоящие в комнате классные доски. Трудность заданий все нарастала, но Иоффе точно и четко выполнял их, одно за другим. Тогда экзаменатор подошел к доске и сказал:
— Молодой человек! В это выражение у вас вкралась ошибка, вы перепутали знаки. Исправьте так, как нужно.
Иоффе проверил свои выкладки и ответил, что ошибки нет.
— А я вам говорю, что здесь нужно поставить плюс, а там минус.
Иоффе никак не мог уразуметь, для чего нужно менять правильно поставленные знаки, и снова сказал профессору, что все правильно и он ничего менять не будет.
— Уходите вон! Я ставлю вам пять, — вскричал тогда взбешенный экзаменатор.
С геометрией дело кончилось хуже.
Экзаменовал известный и убежденный черносотенец. Опять Иоффе точно и безукоризненно отвечал на все вопросы, решал все предложенные задачи. На исходе третьего часа довольно тяжких «боев», экзаменатор, так и не сумевший добыть победы в лоб, придумал обходной маневр и обратился к Иоффе с такой великолепной речью.
— Видите ли, молодой человек, — сказал он, — мне пока не удалось уличить вас в незнании каких-либо областей геометрии. Вы действительно ответили мне на все вопросы. Но скажите сами, есть ли на свете такой юноша, который знал бы досконально всю геометрию и мог бы ответить на абсолютно все мои вопросы? Разумеется, нет. Следовательно, и вы, сударь, чего-то не знаете. Я лишь не сумел пока установить, чего именно вы не знаете, но от этого положение дел не меняется. При таких обстоятельствах я, разумеется, не могу поставить вам высший балл, вы его не заслуживаете.
