Наступил солнечный ноябрь. Стояли теплые дни. Высоко в синем небе летели на юг стаи птиц.
Заключенные провожали их тоскливыми взглядами.
— А у нас сейчас аисты улетают, — задумчиво сказал Каримов. — Умная птица аист…
Ферганец вместе с Андреем неторопливо шагает вдоль колючей проволоки по аллее, отведенной для «прогулок». Парами и небольшими группами прохаживаются по аллее заключенные. Сегодня воскресенье — «короткий день». Узники имеют возможность час-полтора подышать свежим воздухом, побыть наедине, встретиться с друзьями.
У Андрея с Батыром деловая встреча. Ферганец уже вторую неделю по решению центра живет в бараке, где размещены советские военнопленные — представители азиатских национальностей: узбеки, таджики, киргизы, туркмены, казахи, татары.
— Придется тебе, Андрей, перед праздником не поспать, — Каримов говорит по-узбекски, — и принять последние известия из Ташкента. Я пока опасаюсь отлучаться в ночное время. За мной, кажется, следят. Принимай, записывай по возможности все. Любая мелочь играет роль.
Андрей утвердительно кивает.
— А записи передашь чеху Владиславу.
— Этому полицаю? — Андрей даже остановился от удивления.
— Иди спокойно, не привлекай внимания, — голос Каримова звучит ровно и повелительно. — Владислав коммунист. И форму носит по заданию центра.
— Слушаюсь.
И они разошлись.
«Вот это настоящее задание!» — у Андрея радостно бьется сердце. Он будет слушать Родину! Москву, Ташкент!
Но, придя в блок, Андрей спохватился:
«А чем записывать? Где бумага? Карандаш?»
Он вернулся на аллею. Каримова нигде не видно. Ушел.
«Эх, растяпа, — мысленно корил себя Андрей, — нюни распустил, а спросить о главном забыл…»
У входа в барак его поджидал Бунцоль.
— Где ты шляешься? Кто за тебя убирать будет? Опять в моей комнате грязно!
Бурзенко косо взглянул на старосту барака, взял швабру и направился в его каморку.
— Хватит орать-то…
Но в каморке Бунцоль преобразился. Он положил свою широкую ладонь на плечо Андрея.
— Будить тебя не буду. Ночью, как только сменятся караулы и эсэсовцы прокричат «хайль», приходи, — говорил он по-немецки. — Бумага и карандаш есть.
— Хорошо.
— А сейчас иди отдыхать. — Бунцоль забрал у него швабру. — Я и сам наведу порядок.
Но слушать голос Родины в эту ночь Андрею не пришлось. После вечерней проверки, когда заключенные возвращались в свои бараки, Андрея остановил Костя.
— Иди в вашраум, там тебя ждут.
В вашрауме — умывальне — Андрей увидел Михаила Левшенкова. Того самого, с кем он беседовал перед боксерским состязанием. Левшенков умывался. В этот момент в умывальню случайно зашли несколько зеленых и стали умываться, шумно разговаривая между собой. Когда Андрей подошел, Левшенков едва заметно подмигнул ему и «нечаянно» опрокинул ведро с грязной водой. Андрей, поняв, напустил на себя суровый вид:
