Койка над Михаилом тяжело заскрипела — это устраивался владелец красных сапог. Его товарищ тоже не мешкал. Он лег, пошарил в своей тумбочке, потом щелкнул зажигалкой, и в комнате запахло табачным дымом.
— Ты все куришь,— хрипло проговорил тот, что лежал над Михаилом,
— Все курю,— весело согласился хозяин маленьких сапог.
— Лучше бы свет погасил.
— А как его погасишь? Рубильник на командном пункте.
— Выверни лампочку.
— Сам выверни, если просунешь пальцы сквозь сетку.
— Ну тогда разбей ее как-нибудь. Надоело!
— Идея!—радостно согласился веселый солдат, встал на койку и стукнул чем-то по лампочке. Зазвенело разбитое стекло, и свет погас.
— Так будет лучше,— сказал он.— Теперь хоть поспим спокойно, если снова какой-нибудь остолоп не поднимет тревоги.
— А может, то были английские шпионы? — высказал предположение хозяин красных сапог.
— Дурак — и все! — выругался маленький.
В сердцах он бросил недокуренную сигарету на пол, и она покатилась прямо к Михаилу под койку. Душистый дым защекотал ноздри, голова пошла кругом, и Михаил не удержался перед неодолимым искушением. Он неслышно протянул руку и, нащупав окурок, стал, обжигаясь, мять его в пальцах. Курить он не мог — об этом нечего было и думать,— но погасить окурок и хоть пожевать табаку — разве он не имел права на это?
Но вот грузный солдат, что лежал над Михаилом, всполошился.
— Ты зачем выбросил окурок?
— А что?
— Я бы докурил.
— Не будь таким жадным.
— Будешь, когда на неделю дают три сигаретки. Куда ты бросил окурок?
Он свесил с койки голову и попробовал найти окурок, но ничего не увидел. Тогда солдат принялся шарить по полу рукой.
Михаил слышал его тяжелое дыхание, слышал шорох его пальцев по бетонному полу и думал об одном: как бы солдат случайно не зацепил его рукой или не решил посветить себе спичкой. Спасение было в том, чтобы подсунуть окурок под эти пальцы. Но Михаилу не пришло это в голову...
Выручил его другой солдат. Он снова стукнул ящиком своей тумбочки и с усмешкой в голосе сказал:
— Возьми сигарету и не сопи под койкой. Берлинская штучка, «Юно»! Слышал?
— Еще бы,— прогудел тот, что лежал над Михаилом, и щелкнул зажигалкой.— Где ты их — у черта, что ли, берешь?
— Связи с мирным населением,— второй солдат самодовольно свистнул.— У меня в Бензберге знаешь какая фройндин? Она не то что сигареты — «фау» достанет, если я пожелаю.
— У тебя везде есть фройндин. И каждой ты клянешься в любви?
— А как же!
— Ловкач! А совесть, честь? Разве ты об этом не думаешь?
