Очень мешала винтовка — со спины скатывалась, под мышкой держать тоже неудобно… Рука потеряла опору, и он повалился вперед, хватаясь за стену. Винтовку чудом поймал, повернувшись на бок, не дал ей загреметь о пол. Но ударился о что-то плечом, потом затылком и некоторое время беспомощно сползал куда-то вниз. Он испугался шума, который все-таки произвел при падении: стук ботинок, бряцание антабок. Лежал в кромешной тьме в нелепейшей позе и боялся шелохнуться, ощущая спиной и локтями бетонные ступени крутой лестницы. Тело под бинтами вдруг нестерпимо зачесалось, словно скомандовав отбой страхам.
Дребезжание периодически вырывалось из непонятного и мощного источника звуков. Где-то размеренно, будто стучала капель, шли часы.
Он встал, сделал два бесшумных настороженных шага. Нащупал край стола, и под рукой слабо зашелестела бумага. Потом задел стволом винтовки за какой-то висячий предмет. Резкий звук удара металла о металл ошеломил Кощеева — он присел, не дыша. Дребезжание сразу прекратилось. Наступила тишина, способная свести с ума…
Но вот послышались шорохи, какое-то неясное бормотание. Что-то гулко стукнуло. Вспыхнул тусклый глазок электрического фонарика. Желтое пятно света величиной с большое яблоко упало на бетонный пол, задев краешек соломенной циновки, и, поползав взад-вперед, придавило к полу эмалированную кружку с кольцевидной ручкой. Кружка лежала на боку в небольшой лужице, точнее, на влажном бетоне.
Из темноты появилась мужская рука, подняла кружку, вытряхнула из нее последние капли. Ладонь была грубая, широкая, с короткими толстыми пальцами… Кощеев был парализован видом этой руки. Паскудное чувство страха свободно гуляло в нем, будто сквозняк, который но взять за горло и не стукнуть кулаком. Мозг механически фиксировал подробности: руку, желтое пятно, окружающую тьму, угадал лампочку над головой, которая бесшумно раскачивалась, отражая в выпуклом стекле свет фонаря.
Кощеев уже понял, что просидит вот так целую вечность, что сдохнет, но не найдет в себе сил шевельнуться, выстрелить, выкрикнуть заветное словцо, которое он знал по-японски: «Тамарэ!» — «Стой!»
Тем временем в пятне света появился маленький увесистый чайник, похоже, металлический, и в кружку полилась тонкая струя. Потом человек с шумом и смаком высасывал чай из кружки, издевательски не торопясь, громко бормоча и приговаривая между глотками.
Кощеев со страхом подумал: сейчас фонарик погаснет, и этот тип захрапит, будто жестянкой заскребет по стиральной доске. Воображение мгновенно вылепило чудовищно огромное спящее лицо с раскрытым бездонным ртом. Кощеев уже верил, что у него именно такое лицо, что он видит его в темноте совершенно отчетливо…
